Произведения Кира Булычёва
Цикл "Алиса"
ПОДЗЕМНАЯ ЛОДКА
/>Алиса не нашлась, что сказать, ведь не Кащея же спрашивать. Но Пашкавдруг сообразил.
- Простите, - спросил он. - Гарольд Иванович здесь живет?
- Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?
- У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.
- Не может быть! Сейчас отворю.
Звякнула цепочка, дверь растворилась. На пороге стоял невысокого
роста худенький пожилой человек, в очках, одна дужка которых была сломана
и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.
- Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи.
Проходите внутрь, проходите.
Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в
рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой
кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял
письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под
зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.
Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.
- Давайте знакомиться, молодые люди, - сказал хозяин квартиры. -
Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом
Ивановичем.
- Я - Алиса Селезнева.
- А я - Павел Гераскин.
- Чудесно, чудесно. - Гарольд Иванович пожал гостям руки. - Уж я не
чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?
- По фотографии, - сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его
портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.
Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.
- Как я изменился! - сказал он. - Даже не нужно смотреть в зеркало,
чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О
годы, годы!
С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес
фотографию к глазам.
- У меня еще письмо к вам есть, - сказал Пашка и протянул Гарольду
Ивановичу конверт.
- От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы
садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.
Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от
удивления подскочила - кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле
оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него,
можно было понять, что кресло - обман.
Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.
- Это как понимать! - воскликнул он. - Зачем вы обманываете людей?
- В чем дело? - Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился
на Пашку сквозь очки.
- Это же не кресла, а камни!
- Ах, да, - Гарольд Иванович виновато улыбнулся. - Я виноват! Эти
кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам
поверил, что они кожаные. Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я
теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о
моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я
стараюсь поддерживать в себе иллюзию того, что жизнь продолжается. Да,
жизнь моя давно уже прекратилась, но я себя обманываю... простите старого
немощного человека.
- Ничего, - смутился Пашка, - я понимаю. Просто от неожиданности...
- Хотите я уступлю вам мой стул? - Гарольд Иванович даже приподнялся.
- А я постою...
- Нет, что вы! - возразил Пашка. - Сидите, я не устал.
Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.
Пашка отошел к полкам, стал смотреть на корешки книг. Потом, не
подумав даже, что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать
одну из книжек. И тут же отдернул руку, потому что между пальцами и
стеллажом пролетела голубая искра.
- Ой! Током бьет!
- Что? - Гарольд Иванович был раздражен. - Из-за вас я не могу
дочитать письмо! Что еще стряслось?
- Я хотел взять... А оно ударило.
- Это остаточное электричество, - сказал Гарольд Иванович. -
Возможно, вам приходилось об этом слышать. Электричество накапливается в
горных породах.
Алисе показалось, что глаза Гарольда Ивановича за толстыми стеклами
очков улыбаются. Или ей это показалось? А его указательный палец
дотрагивается до кнопки посреди стола.
- Не расстраивайтесь, Павел Гераскин, - продолжал Гарольд Иванович. -
Это не настоящие книги. Откуда мне здесь их добыть? Это лишь корешки,
выточенные из камня. Как ученый и интеллигентный человек я не мыслю себе
существования без библиотеки. За долгие годы я выточил эти стены - точную
копию библиотеки моего дедушки. Видите - вот полное собрание сочинений
Чарльза Дарвина. А это моя любимая книга - произведение французского
энтомолога Фабра. Он так интересно писал о муравьях! А дальше справочники,
справочники, словари. Но есть книги для развлечения. Да, я не чужд этому.
Видите <Пиквикский клуб> Диккенса? А это его же роман <Айвенго>.
Алиса послушно смотрела на корешки. На них золотом были вытеснены
названия. Но ведь <Айвенго> написал не Диккенс, а Вальтер Скотт! А тут
написано: Диккенс.
- Простите, - сказала она.
Но Пашка ее опередил.
- Смешно, - сказал он. - Любой ребенок знает, что <Айвенго> написал
Вальтер Скотт.
- Что? - Гарольд Иванович буквально подскочил на стуле. - Конечно же.
Вальтер Скотт. А там что написано? <Диккенс>? Это безобразие! Я прикажу
казнить всю типографию! Я их растерзаю!
Рука Гарольда Ивановича протянулась к красной кнопке, но в миллиметре
от нее замерла. Гарольд Иванович спохватился и переменил решение.
- Ладно, - сказал он. - Пошутили и хватит. Но я должен сказать тебе,
Паша, что ты безобразно воспитан. Если пожилой немощный человек совершил
маленькую ошибочку, неужели ты должен смеяться над ним? Неужели у тебя
хватит совести смеяться и издеваться?
Казалось, Гарольд Иванович вот-вот заплачет. Голос его дрожал.
- Я не хотел, - сказал Пашка. - Нечаянно получилось.
- Я принимаю твои слова за извинение, - сказал Гарольд Иванович. - И
мы забудем об этом печальном инциденте. Попрошу тебя, Алисочка, расскажи
мне подробнее о моем брате Сене. Как он выглядит, чем занимается? Скучает
ли обо мне?
- Он очень о вас скучает и любит вас, - сказала Алиса. - Все двадцать
лет, прошедшие с того дня, как вы потерялись в пещере, он не вылезал из
кузницы, чтобы изготовить подземную лодку для вашего спасения.
- Это удивительно, - сказал Гарольд Иванович. - Значит он всегда
верил, что я жив? Я этого не хотел.
- Значит вы нарочно потерялись? - удивилась Алиса.
- Все значительно сложнее, ах, сложнее! Ты еще девочка, тебе не
понять той страсти, которая ведет настоящего ученого к подвигам и жертвам.
Неужели ты думаешь, что Колумб, отправляясь в безнадежное и опасное
путешествие к берегам неизвестной Индии...
- Колумб открыл Америку, а не Индию, - вмешался Пашка.
- Павел, - сказал печально Гарольд Иванович. - Ты плохо кончишь. И
может быть, даже в ближайшем будущем.
- Колумб отправился открывать Индию, а открыл Америку, - сказала
Алиса.
- Молодец, девочка. Так вот, Колумб также вынужден был разорвать
связи со своими близкими, бросить землю, которая его не понимала, и даже
оставить на произвол судьбы своих детишек... Но если бы он думал о семье,
Америка осталась бы не открыта, а Колумб никогда бы не прославился.
- Но Америка уже открыта. Зачем вы под землю полезли? - спросил
Пашка. Он дразнил Гарольда Ивановича, и Алиса, хоть и не одобряла
Пашкиного поведения, понимала, что Пашка не верит этому тихому старичку. И
ни на секунду не забывает о несчастных гномах.
Гарольд Иванович лишь вздохнул и продолжал:
- Я рожден не для обычной жизни, не для того, чтобы ходить на службу
или сидеть в кабинете. Я - из тех пионеров, которые первыми поднимаются на
Эверест и достигают Северного полюса. Меня влекут высокие цели познания! -
Гарольд Иванович вскочил, начал бегать по кабинету, размахивая руками,
халат его распахнулся и летел сзади, словно крылья летучей мыши. - Мой
любимый дедушка посвятил жизнь подземным исследованиям. Он открыл восемь
видов насекомых, таящихся в глубинах земли, в тишине, в темноте, в
подземных озерах и безмолвных реках. Статьи моего дедушки публиковались в
ведущих энтомологических журналах Европы! Но Сколопендра Таинственная,
безмолвный страж подземных пространств и пропастей, о которой писал в
своем труде средневековый путешественник Генрих Сильмузфанский, который
утверждал, что укус ее вызывает сладостные видения, Сколопендра
Таинственная моему дедушке не далась в руки! И бессмертная слава
ускользнула от него! С той минуты, как я осознал себя, с той минуты, как я
впервые взглянул на коллекцию моего дедушки, на прозрачные и почти
невидимые тельца и ножки насекомых земной пучины, я понял, что у меня в
жизни есть призвание. И этому призванию я послушно следовал всю жизнь. Да,
всю жизнь! Меня не волновали страсти и шум земной поверхности. Я убегал с
уроков, чтобы забраться в подвал или подпол. Я проводил каникулы в пещерах
и ямах. В тишине... в тишине... в тишине...
Последние слова Гарольд Иванович произнес тихим свистящим шепотом.
- Но ваш брат Семен Иванович, - сказала Алиса, - рассказывал нам, как
вы о нем заботились, как вы заменили ему родителей...
- Я человек долга! - сказал Гарольд Иванович совсем другим, громким
пронзительным голосом. - Во мне уживаются две натуры.