Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Пустой дом
азал Гусев, разглядывая какую-то фотографию, -нет зимней одежды.
- И системы отопления, которая могла бы справиться с зимой.
Капитан потянулся, хрустнул пальцами.
- Значит, можем пока остановиться на рабочей гипотезе. Раньше таких
холодов они не знали. А когда грянул мороз, он застал их врасплох. И тогда
что-то случилось.
- Кстати, - сказал Гусев. - Вчера я был в музее. В большом городе,
километрах в ста пятидесяти от места первого приземления. Там, в
исторической секции, масса изображений людей в зимней одежде. Есть и шубы,
и всякие меховые вещи.
...Мы с Бауэром стояли в коридоре жилого дома. У нас в плане поисков
стоял жилой дом: обмер, фотографирование, сбор образцов.
- Вытирай ноги, - сказал Бауэр, который уже прошел в первую комнату. -
Здесь ковер. Наследишь.
Внешняя стена комнаты была округлой, повторяла форму купола,
прикрывавшего здание. На стене висела большая картина - лес. Буйный,
зеленый, цветущий, ничего общего не имеющий с крючковатыми палками,
покрывающими долину за городом. Во весь пол лежал голубой ковер. В доме
все было так, будто хозяин ушел из него вчера. Если с площади люди успели
все убрать, то здесь времени на это не хватало. На столике свалены
журналы, маленькие ночные туфли стоят около дивана, дверцы шкафа
приоткрыты, и на вешалках висят платья, куртки, туники, накидки - все
летнее, легкое.
Бауэр сдул пыль с журнала, раскрыл его.
- Удивительно все-таки, - сказал он, - что наш корабельный Мозг до сих
пор не раскусил языка. Возможно, именно в этом журнале написано:
"Надвигаются холода. Собирайте вещи и бегите".
- Нет, - сказал я, перейдя в следующую комнату. - Все случилось
неожиданно. Она даже не успела убрать за собой постель.
- Почему она?
- Здесь жила женщина.
Я прошел на кухню. Холодильник был пуст. Я откинул створку ставен. Там
все так же бушевала метель и белые волки, собравшись у вездехода,
старательно обнюхивали колеса.
- Ты был прав, - сказал Бауэр.
- В чем?
- Она была женщиной.
Я поднял полотенце. Хозяйка дома бросила его небрежно на стол, и оно
свешивалось до пола.
- Крысолов, - сказал я.
- Что? - крикнул Бауэр.
- Крысолов загудел в дудочку, и она побежала на улицу.
- Но дверь за собой заперла. Иди сюда. Посмотри, какой она была.
Бауэр держал на коленях толстый альбом. В нем были рисунки,
любительские, робкие, несколько фотографий, надписи разноцветными
чернилами, глазастые цветы и шестиногие зверюшки в углах страниц.
- Она училась в Смольном институте, - сказал Бауэр, раскрывая альбом на
первой странице, где был приклеен акварельный портрет девушки с
удивленными бровями, мягким коротким носом и пухлыми, четко очерченными
губами. Глаза были темно-синими, с черными ободками. - Она была дочерью
небогатых, но благородных родителей.
- Тебя не приглашали в этот дом, - сказал я. - И никто не разрешал тебе
брать этот альбом.
- Я не виноват, что хозяева не захотели меня дождаться.
Я взял альбом с собой. Ведь он никому уже не понадобится.
- Ты даже никогда не узнаешь, как ее звали, - сказал Бауэр, когда мы
возвращались к катеру.
- Неважно, - сказал я. - Буду звать ее Кристиной. Я давно хотел
познакомиться с девушкой по имени Кристина.
На самом деле мне было очень грустно, что я никогда ее не увижу. Я
вспомнил, как давно, лет десять назад, я увидел в старом альбоме
фотографию готической статуи, что стоит в Нюрнбергском, а может быть, в
Кельнском соборе. Статуя изображала тонкую, гибкую, очень печальную
женщину, красивей которой я не видел. Кажется, звали ее Ута и умерла она
восемьсот лет назад. Мастер умудрился вылепить ее живые, нервные руки и
тоску в глазах. Рядом была статуя ее мужа - сытого, крепкого графа. Я
уверен, что он жестоко обращался с Утой. И несколько дней я мучился глупо
и бездарно из-за того только, что никогда не смогу защитить ее от этого
графа, увезти в Москву или в Луноград, уговорить пойти на курсы биоников
или программистов, приезжать за ней после рейса и везти ее в Калькутту,
Рио-де-Жанейро или какое-нибудь другое чудесное место...
- Мы останемся здесь до весны, - сказал капитан. - Я связался с Землей.
Завтра сюда вылетает экспедиция. Просили нас пока собирать информацию.
На две недели, что оставались до прилета экспедиции, я переселился в
город. Мне ничего не грозило в городе, и капитан разрешил мне жить в доме
Кристины. Бауэр посмеивался надо мной, но порой, если мы изматывались за
день, то исследуя подземные гаражи и энергохозяйство, заводы в соседней
долине, то пытаясь пробраться в Синие башни, торчавшие свечками на
окраинах города, он устраивался на втором диване, варил крепкий чай,
большую пачку которого выдал нам Янсон, и за полночь мы с ним
разговаривали о городе, таком знакомом уже и чужом, пока мы не разгадали
его, не поняли его языка.
Портрет Кристины я поставил на столике у дивана. А рядом посадил
игрушечного белого волчонка, которого взял в подземном гараже дома, из ее
машины.
Мне часто снился один и тот же сон. Может быть, потому что я хотел его
увидеть. Будто я просыпаюсь. Утро. В прихожей слышны легкие шаги. Потом
кто-то входит в комнату, открывает ставни, солнце врывается в окна. Я
открываю глаза - Кристина стоит возле дивана и говорит: "Вставай, проспишь
все на свете".
Но утро всегда было серым, ветреным и безжизненным.
Постепенно планета приближалась к солнцу. Стало теплее. Солнечные лучи
порой уже прорывались сквозь сизые тучи, и тогда на глазах оседали
сугробы, стихала на минуту пурга. И тут же вновь с яростью бросалась на
город, как только тучам удавалось упрятать солнце. Глеб Бауэр притащил
откуда-то ветку с разбухшими почками и уверял меня, что она расцветет до
нашего отъезда.
- Завтра-послезавтра, - сказал он, разлегшись на ковре, - Мозг одолеет
их язык.
- Откуда знаешь?
- Он сам сказал.
- Послезавтра кончается наша вахта.
- Ничего, придут другие. А нам пора приниматься за дело. Мы не
археологи, а моряки. И еще меня смущают Синие башни. Хотел бы я узнать,
что в них спрятано. Это единственные строения на планете, которые нам так
и не удалось открыть.
- Отвечу твоими же словами: придут другие. Ведь мы не археологи, а
моряки. Кстати, а вдруг люди скрывались в них?
- Спрашиваешь, а сам знаешь, что чепуха.
- Ладно, это я так. Чай пить будешь?
- Сейчас поставлю.
Но он не успел этого сделать. Включился динамик, и капитан сказал:
- С экватора идет теплая волна. Часа через два у вас начнется черт
знает что. Такой бури мы еще не видали. Катер надежно укрыт?
- Сейчас проверю, - сказал Глеб, нагибаясь за башмаками. - Наверно, мне
лучше подняться к кораблю.
- А я останусь, - сказал я. - В доме мне ничего не угрожает. Камера у
меня с собой - сниму бурю.
- Отлично, - сказал капитан. - До связи.
- Вот и весна идет, - сказал Бауэр. - Куда же я шлем положил?
Буря поднялась через час. Бауэр еле успел вырваться с планеты. Буря не
утихла и к утру. Скорость ветра достигала восьмидесяти метров. Температура
поднималась на глазах, и по снегу неслись, вгрызаясь в него, бурные ручьи.
Водяная пыль смешивалась со снежной пылью. Под вечер второго дня город
затопило, вода поднялась вровень с окнами, и потоки рушились вниз, к
озерам и морю.
В ту ночь я допоздна засиделся над сводками и списками. Спал я тяжело,
просыпался. Ночью почему-то меня вызвал Бауэр - он восторженно кричал о
том, что Мозг расшифровал наконец их язык, что он теперь все знает, что
тайны никакой нет, но мне очень хотелось спать, и я сравнительно вежливо
попросил его сообщить мне все завтра и не стал его слушать. Отключил
рацию, нарушив тем самым важное правило поведения на неисследованных
планетах. Но я очень хотел спать.
...Было утро. Я лежал, прислушиваясь, как всегда, к шорохам дома. У
двери раздались голоса. Потом кто-то засмеялся. Смеялась Кристина. Я не
открывал глаз, потому что не знал, сон это или Кристина на самом деле
вернулась домой. Я ждал, когда в прихожей раздадутся легкие шаги.
Хлопнула дверь. Кристина замешкалась в коридоре. Конечно же, там висит
мой скафандр. Я хотел сказать, чтобы Кристина не боялась, но вспомнил, что
она не поймет. Так я и лежал, не открывая глаз.
Кристина вошла в комнату и остановилась у двери. Сейчас она увидит
белого волчонка и свой портрет на столике. Кристина не двигалась. Комната
наполнилась жужжанием - она включила шторы. Стало светлее. Даже сквозь
сомкнутые веки солнце било в глаза. Тогда я понял, что это не сон.
Кристина стояла у двери. Я открыл глаза и постарался улыбнуться ей.
Окна были открыты, и сквозь них виднелось синее небо. Ветка на столе
распустилась, и цветы оказались того же цвета, что глаза у Кристины.
- Доброе утро, - сказал я. - Извините, что я напакостил в вашем доме.
- Доброе утро, - сказала Кристина. - Я не обижаюсь.
Только тут я заметил у нее на груди коробочку лингвиста.
Из-за ее спины неожиданно возник Глеб.
- Мы не спали всю ночь, - сказал он. - А ты отключил рацию, и за это
тебе влетит от капитана по первое число.
- Пожалуйста, - сказал я, не отрывая взгляда от Кристины.
...В день отлета я спро