Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Поломка на линии
Дом наш старый. Настолько старый, что его несколько раз брали на учеткак исторический памятник и столько же раз с учета снимали - иногда по
настоянию горсовета, которому хотелось этот дом снести, иногда ввиду
отсутствия в нем исторической ценности. Со временем его обязательно
снесут, но, очевидно, это случится не скоро.
Лет триста назад в доме жила одна семья. Родственники боярина, который
ничем не прославился. Потом боярин умер, потомки его измельчали и
обеднели, и дом пошел по рукам. К концу прошлого века его разделили на
квартиры - по одной на каждом из трех этажей, а после революции дом
уплотнился.
В нашей квартире на первом этаже восемь комнат и пять семей. Сейчас в
ней остались в основном старики и я, молодежь рассосалась по Химкам и
Зюзиным. Меня же моя комната вполне устраивает. В ней двадцать три метра,
высота потолков три тридцать, со сводами, и есть альков, в котором раньше
стояла моя кровать, а теперь я завалил его книгами. Указывать мне на
беспорядок некому. Мать уехала к отчиму в Новосибирск, а на Гале я так и
не женился.
В ту ночь я поздно лег. Я читал последний роман Александра Черняева.
Недописанный роман, потому что Черняев умер от голода в Ленинграде в сорок
втором году. Сейчас, когда вышло его собрание сочинений, роман поместили в
последнем томе вместе с письмами и критическими статьями.
Это очень обидно - ты знаешь, что читать тебе осталось страниц десять,
не больше. И действие только-только разворачивается. И оно так и не успеет
развернуться, и ты никогда уже не узнаешь, что же хотел сделать старик
Черняев со своими героями, и никто уже не допишет этот роман, потому что
не сможет увидеть мир таким, каким его видел Черняев. Я отложил том и не
стал перечитывать ни критических статей, ни комментариев к роману одного
известного специалиста по творчеству Черняева. Специалист делал
предположения, каким бы был роман, если бы писатель имел возможность его
закончить. Я знал, что Черняев писал роман до самого последнего дня, и
знал даже, что на полях одной из последних страниц было приписано: "Сжег
последний стул. Слабость". Больше Черняев не позволил себе ни одного
лишнего слова. Он продолжал писать. И писал еще три дня. И умер. А
рукопись нашли потом, недели через две, когда пришли с Ленинградского
радио, чтобы узнать, что с ним.
Как видите, мысли у меня в тот вечер были довольно печальные, и герои
книги никак не хотели уходить из комнаты. Они силились мне что-то
сказать... И тут раздался звон.
Стены в нашем доме очень толстые. Наверно, конструктор конца
семнадцатого века сделал запас прочности процентов в восемьсот. Даже
перегородки между комнатами кирпича в три. Так что, когда соседи играют на
пианино, я практически ничего не слышу. Поэтому я не сомневался, что звон
раздался именно у меня в комнате. Странный такой звон, будто кто-то уронил
серебряную вазу.
Я протянул руку и зажег свет. Герои книги исчезли. Тишина. Что бы такое
могло у меня упасть? Я полежал немного, потом меня потянуло в сон, и я
выключил свет. И почти немедленно рядом что-то громыхнуло. Коротко и
внушительно.
Мне стало не по себе. Я человек абсолютно несуеверный, но кто мог бы
кидаться всякими предметами в моей комнате?
На этот раз я зажег свет и поднялся с кровати. Я обошел всю комнату и
даже заглянул в альков. И ничего не нашел. А когда я повернулся спиной к
алькову, оттуда снова послышался звон. Я подпрыгнул и повернулся на сто
восемьдесят градусов. И опять же ровным счетом ничего не обнаружил.
Позвякивание уже не прекращалось. Через каждые десять секунд
раздавалось - дзинь. Потом пауза. Я отсчитывал - раз-и, два-и... После
десятой секунды снова - дзинь.
Я, честно говоря, чуть с ума не сошел от беспокойства. У тебя в комнате
кто-то звенит, а ты не можешь догадаться, что же случилось. Я начал
систематическое исследование комнаты. Я ждал, пока раздастся звон, и потом
делал шаг в том направлении, откуда слышался звук. Я уже догадался, что он
доносится со стороны гладкого куска стены между альковом и дверью. После
четвертого шага я подошел к самой стене и приложил ухо к ней. "Раз-и..." -
считал я. На десятой секунде прямо рядом с ухом раздался четкий звон.
Так, решил я, будем думать, чем объясняется этот феномен. Стена выходит
другой своей стороной в коридор, в глубокую выемку, в которой раньше
стояли два велосипеда, а когда велосипеды уехали в Химки-Ховрино, то
бабушка Каплан поставила туда шкаф под красное дерево. В этом шкафу, по
общему согласию, мы всей квартирой хранили барахло, которое надо бы
выбросить, но пока жалко.
Ясно. Надо выйти в коридор и посмотреть, что происходит в шкафу. Я и не
ожидал ничего там увидеть - стена ведь толстая, а звон раздается у самого
уха. Но все-таки надел тапочки и выглянул наружу. Все спали. Коридор был
темен, я зажег лампочку и при свете ее убедился, что в коридоре никого
нет. Я подошел к шкафу, приоткрыл его. Мне пришлось придержать детскую
ванночку, полную довоенных журналов, которая сразу решила вывалиться
наружу. Другой рукой я подхватил пустую золоченую раму и навалился животом
на остальные вещи. В такой позе я стоял, наверное, минуты полторы. Наконец
мне показалось, что я слышу отдаленный звон. Может быть, только показалось
- уж очень сильно я прислушивался. В любом случае звуки доносились не из
шкафа. Я закрыл шкаф и вернулся в комнату. И только вошел, как тут же
услышал - дзинь...
Наверное, целый час я прикладывал ухо к разным точкам стены, пока не
убедился совершенно точно, что звук рождался за серым пятном на обоях на
уровне моей груди, в восьмидесяти сантиметрах от угла алькова.
Теоретическая часть моего истолкования окончилась. Теперь пора было
переходить к эксперименту.
Мне уже совершенно расхотелось спать. Я подвинул к стене стул и
принялся думать, отрывать мне обои или воздержаться. И не знаю, к какому
бы я пришел решению, если бы не сильный удар, почти грохот, сменивший
равномерное позвякивание. И тут наступила тишина.
Нож я взял на кухне. Со стола бабушки Каплан. Нож был длинный, хорошо
заточенный (моя работа) и с острым концом. То, что нужно. Еще я взял
молоток. Простукать стену. Странно, что я не догадался сделать этого
раньше, но меня можно понять - не каждый день в вашей стене заводятся
привидения. Я стучал по стене не очень громко. Все-таки соседи спят. В
стене простукивался четырехугольник, семьдесят на семьдесят, за которым
явно находилась пустота. Теперь сомнений не оставалось. Я взялся за нож и
вырезал кусок обоев в центре этого квадрата. Обои отделились с легким
треском, обнаружив под собой обрывки газеты и клочок голубой стены. Я
вдруг вспомнил, что такой стена была во время войны, и даже вспомнил,
какая у нас тогда стояла мебель, и вспомнил, что у нас было затемнение -
черное бумажное полотно с мелкими дырочками - как звездное небо. И я его
называл не затемнением, а просвещением, и мама всегда смеялась.
У самого уха снова что-то звякнуло. Я постучал острым концом молотка по
синей краске и отвалил кусок штукатурки. Потом подумал, что надо бы
подстелить газету на пол, но не стал этого делать - все равно уже насорил.
Из-за штукатурки выглянули розовый кирпич и желтоватая полоска раствора
вокруг. Кирпич сидел крепко, и я провозился с ним минут десять, пока он не
зашатался и не покинул привычное место.
За кирпичом была черная дыра. Я зажег спичку и посветил внутрь. Спичка
осветила кирпич на противоположной стороне тайника и что-то блестящее
внизу. Я осторожно запустил руку туда и с трудом дотянулся до дна ниши.
Пальцы захватили металл. Кружочки металла. Я вытянул их на свет. Это были
старинные серебряные монеты.
Они были теплыми.
Вот это да! Клад. В собственной комнате найти клад! Удивительно. А
впрочем, разве мало кладов бывает в стенах старых домов? Правда, когда об
этом читаешь в газете или в книге, - одно, но когда это случается с
тобой...
Я снова запустил руку внутрь и достал еще пригоршню. Что-то более
крупное лежало там же, но, чтобы достать "это", надо было расширить
отверстие. Я рассмотрел монеты получше, они были очень старыми и
нерусскими. На них были изображены какие-то древние цари, и на физиономиях
царей стояли глубокие клейма с неразборчивым рисунком. Что-то вроде
всадника с копьем. Я весь перемазался и чудом не разбудил весь дом, пока
вынимал еще ряд кирпичей. Теперь я мог засунуть в нишу голову.
Но делать этого я не стал. Я взял со стола лампу и поставил ее на
пододвинутый стул. Второй стул поставил рядом. Теперь у меня были все
возможности для изучения дыры на самом высоком научном уровне. Я отряхнул
с себя известку, подложил под лампу стопку книг повыше, чтобы свет падал в
нишу, и тогда заглянул внутрь.
И вот что я увидел:
Ниша с кладом представляла собой правильный кубик, вытесанный в стене.
Задняя стенка ниши была гладкой и новенькой, будто кирпичи уложили в нее
только вчера, и для крепости она была армирована железными полосами.
Боковых стенок я сразу не разглядел, потому что глаза предали меня -
вместо того чтобы сис