Кир Булычёв: Электронная Библиотека

Произведения Кира Булычёва

Цикл "Гусляр"

Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

Перпендикулярный мир

й, из-под сведенных бровей.
Другой Пупыкин, куда добрее, с лукавой усмешкой, глядел на Удалова с
большой картины, что висела на стене, за живым Пупыкиным. На картине он
принимал букет роз от девчушки, в которой Удалов сразу угадал младшую
дочку Пупыкина. На заднем плане толпились рукоплещущие зрители, среди них,
как ни странно, и сам Удалов.
Тяжелым взглядом Пупыкин уперся в Удалова.
И все люди, что сидели за ножкой буквы "т", тоже уперлись в Удалова
тяжелыми взглядами.
Встречаясь с этими взглядами, Удалов узнавал их обладателей, но порой с
трудом.
Вот смотрит на него главстрой Слабенко. Ох и тяжел этот взгляд! Вот
уставился, наглец какой, архитектор Оболенский. Забыл уже, как из окна
выпадал? А это взгляд редактора Малюжкина. Тоже не без тяжести. Неужели и
Малюжкин, радетель за гласность, так переменился? Вот смотрит Финифлюкина,
директорша музея, - куда делась приветливость во взоре? А старик Ложкин...
Удалов не успел рассмотреть остальных, как Пупыкин открыл рот, медленно
открыл, с оттяжкой, показал неровные мелкие зубы и рявкнул:
- Садись, с тобой потом разберемся!
И тут же все отвернулись от Удалова. Будто его и не было.
Удалов нашел место с краю стола, сел, а Малюжкин, что был рядом,
отодвинулся, скрипнув стулом.
И наступила тишина.
- Нас прервали, - сказал Пупыкин. - Но мы продолжим.
И Удалов вздрогнул от угрозы в голосе Пупыкина.
- Продолжай, Мимеонов, - сказал Пупыкин.
- Спонтанный выброс в атмосферу незначительного количества загрязненного
воздуха, - сказал, покорно поднявшись, Мимеонов, уже год как снятый с
должности директора фабрики пластмассовых игрушек, потому что был
ретроградом; он принялся перебирать бумажки, что держал в руках.
- А ты нам не по бумажке, - сказал Пупыкин. - По бумажке каждый наврет,
недорого возьмет. Бумажки ты для ревизии подготовь, а с нами, со своими
товарищами, говори открытым текстом. Опозорился?
- Опозорился, - сказал Мимеонов, - но имею объективные причины. - Он все
же развернул бумажку и быстро начал читать: - За прошедший год вверенная
мне фабрика перевыполнила план на два и три десятых процента, выпустив для
нужд населения изделий номер один - шестьсот двадцать пять, изделий номер
два-бис - двести тридцать четыре, в том числе восемнадцать сверх плана.
Изделий номер пять...
- Стой! - остановил Мимеонова Пупыкин.
- Расшифровать?
- Ты с ума сошел! Ты лучше расскажи, почему ты наш родной город чуть не
погубил.
- А я неоднократно писал, говорил даже вам, Василий Парфеныч, - сгнили
фильтры, кончились. Надо из Вологды специалистов звать, производство
останавливать. Сами знаете...
- Какие будут предложения? - спросил Пупыкин.
- Я думаю, что сделаем фельетон, - предложил Малюжкин. - О некоторых
хозяйственниках. Не пощадим.
- Хорошая мысль, - согласился Пупыкин. - Пускай народ знает, что мы ни
одного отрицательного факта без внимания не оставим.
- А вдруг в области прочтут? - спросил Оболенский, нагло улыбаясь. - И
комиссию к нам, а?
- А пускай прочтут. Нам гласность не страшна, - ответил Пупыкин твердо. -
Пускай весь мир читает.
- И там тоже? - выкрикнул старик Ложкин. - Империалисты тоже?
- Это ты, Ложкин, брось! - рассердился Пупыкин. - Тебя здесь как ветерана
держат, а не как провокатора.
- У меня есть предложение, можно? - спросил Савульский, - его Удалов тоже
знал, он работал санитарным главврачом.
- Говори. Только короче, надоел ты нам со своими речами, - поморщился
Пупыкин.
- Я буду краток, - сказал Савульский и потер ладоши, - факт вопиющий. Он
еще почему вопиющий - многие не ожидали, попали под дождик и потеряли
одежду. А при том напряженном положении, которое существует в торговле...
- Савульский, я тебе сказал, - пригрозил Пупыкин. - Не рассусоливай. Про
положение в торговле я лучше тебя знаю и знаю, что оно улучшается, правда?
Пупыкин взглянул на начальника торга, и тот сразу с места ответил:
- Принимаем меры!
- Видишь, человек меры принимает, а ты обезоруживаешь. Ты к делу. Но учти,
если твое предложение будет неподходящим, головы тебе не сносить. Давно
уже общественность тобой недовольна, плохо ты охраняешь нашу экологию. Так
что на растерзание тебя можно в любой момент кинуть, правда, Малюжкин?
Лицо редактора газеты озарила лукавая усмешка.
- Фельетон уже готов, - сообщил он. - Лежит у меня в столе.
Савульский побледнел и качнулся.
- Ничего, продолжай. Что ты нам хотел сказать?
- Мы провели анализы, - сказал Савульский глухо, будто набрал полон рот
картошки. - И выяснили, что выброса с завода детской игрушки не было.
- Вот это да! - даже Пупыкин удивился.
- А что же было?
- А была туча неизвестного происхождения, которая прорвалась в наше родное
небо из-за пределов района.
- А что, идея? - спросил Пупыкин.
- Можно поправку? - спросила директорша музея.
- Только по делу.
- Мне кажется, что туча могла прийти и из-за пределов нашей области.
- Слушай, а что если... - голос Пупыкина замер.
И тут Удалова черт дернул за язык.
- Я думаю, - сказал он, - что этот дождик вернее всего к нам приплыл из
Южно-Африканской республики, от тамошних расистов.
- А что? - Пупыкин даже привстал в кресле. - А что? Расисты - они плохо к
народу относятся... - Но тут до него дошло, что Удалов шутит и допускает
перебор. Он сел обратно, насупился и сказал:
- Ладно. Ты, Малюжкин, подготовь материал про тучу из Тотемского района. А
ты, Удалов, считай, уже допрыгался.
Люди стали отодвигать стулья подальше от Удалова, а тот себя проклинал:
ведь ему-то что - он сегодня дома будет, а все неприятности достанутся его
двойнику.
- И учти, Мимеонов, - закончил Пупыкин, - твой вопрос с повестки дня не
снят. Допустишь еще такой выброс - выброшу тебя из города. Сам знаешь куда.
- Но ведь план...
- А план ты нам дашь. И с перевыполнением. Какой следующий вопрос?
- Градостроительство, - сказал Оболенский.
- Вот это мне по душе. Это настоящий прогресс. Давай сюда изобразительную
продукцию.
По знаку Оболенского молодой порученец открыл дверь. Десять юношей и
девушек втащили десять стендов и установили их рядком, чтобы было общее
ощущение.
Удалов с ужасом понял, что позывы и надежды Оболенского, который хотел в
нашем мире изгадить магистраль, здесь достигли сказочных масштабов.
- Вот наша главная улица. Наше завтра, - сказал Оболенский тихо и
радостно. Но непроизвольно почесал ушибленное бедро.
- Улица имени Василия Пупыкина, - прошелестел чей-то голос.
- Кто сказал? - нахмурился Пупыкин. - Молчите? А ведь знаете, чего я не
терплю. Ты, Ложкин?
Пойманный на месте преступления Ложкин потупился, встал, как нашкодивший
первоклассник, и сказал:
- Вы, Василий Парфенович, не терпите лести и подхалимства.
- И заруби себе это на носу. Народ будет решать, как назвать наш проспект.
Народ, а не ты, Ложкин.
- Ну, это вы неправы! - вдруг взвился Малюжкин. - Ложкин - представитель
народа. Лучшей его части, ветеран труда.
- Ладно, ладно, без прений, - смилостивился Пупыкин, - Садись, ветеран,
чтобы больше с такими предложениями не лез.
Оболенский дождался паузы и обернулся к перспективе.
Через весь город, как стало ясно Удалову, протянется широкая магистраль.
Шириной в полкилометра. По обе стороны ее возвысятся различные, но чем-то
схожие здания. Каждое здание опирается на множество колонн, над каждым
рядом колонн - портики с одинаковыми фигурами. На крышах зданий также
стоят статуи. Все здания при этом украшены финтифлюшками и похожи на
торты, сделанные к юбилею древнегреческой церкви.
Как же пройдет у них эта магистраль? - лихорадочно старался представить
Удалов. Видно, от всего центра ничего не останется.
Конечно же - вот она, центральная площадь, вот он, выросший вдесятеро,
напоминающий одновременно египетскую пирамиду и китайскую пагоду Гордом,
вот она - десятиэтажная статуя в центре... Уже с головой, с портфелем...
Статуя самого Пупыкина!
Удалов говорил себе: только не смеяться! Только не улыбаться. Все это меня
не касается, а засмеюсь - накажут двойника.
- Мы с вами шествуем, - донесся до обалдевшего Удалова голос архитектора
Оболенского, - мимо городского театра. Здание его, прекрасное, выдержанное
в стиле гуслярского социалистического ампир-барокко, встанет на месте
устаревшей развалюхи, которая была построена космополитически настроенными
купцами...
"Молчи, Корнелий, - повторял про себя Удалов, - молчи, крепись..."
Но язык его предал.
Язык сам по себе сказал:
- В старом театре лучшая в мире акустика. Сюда симфонические оркестры
приезжают.
Оболенский поперхнулся.
- Вы что хотите сказать, Корнелий Иванович, - мягко спросил он, - наш
новый театр хуже старого?
Что здесь поднялось! Как все накинулись на Удалова! Он оказался
ретроградом, отсталым элементом и уж, конечно, чьим-то наймитом. Слово
"наймит" носилось по воздуху и било наотмашь Удалова.
Но язык Удалова - о враг его! - не выдержал снова и, выискав паузу в хоре
осуждения, крикнул:
- Это бред, а не проект!
- Что? Он ставит под сомнение мою компетентность?
Оболенский так растерялся, что обернулся за поддержкой к Пупыкину. А
Пупыкин молча покручивал ус, ждал, хотел, видно, чтобы Удалов окончательно
высказался.
- Меньше по чужим женам бегать надо! - крикнул неуправляемый Удалов. -
Лучше бы архитектуре учился!
Тут и у Оболенского нервы не выдержали.
В наступившей роковой тишине он закричал в ответ:
- Она меня любит!
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Все представленные материалы выложены лишь для ознакомления. Для использования их в коммерческих целях свяжитесь с правообладателями.
Яндекс.Метрика