Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Перпендикулярный мир
е, кое-как укрепленный седыми бревнами. Грубиндостал заготовленный дома фонарик.
Идти пришлось долго, порой Удалов останавливался, заглядывал в боковые
ответвления, выкопанные то ли кладоискателями, то ли разбойниками, но ни
разу дороги не потерял. Ход кончился возле окованной железными полосами
двери.
- Здесь, - сказал Удалов. - Теперь полная тишина!
И тут же раздался жуткий скрип, потому что Удалов стал открывать дверь,
которую лет сто никто не открывал.
К счастью, никто скрипа не услышал.
Его заглушил отчаянный человеческий крик.
Они стояли в подземных складах гостиного двора, превращенных волей
Пупыкина в место для изоляции и принудотдыха.
Впереди тянулся низкий сводчатый туннель, кое-где освещенный голыми
лампочками. Крик доносился из-за одной из дверей - туда и поспешили
друзья, полагая, что именно там пытают непокорного профессора.
Но они ошиблись.
Сквозь приоткрытую дверь они увидели, что в побеленной камере на стуле
сидит удрученный Удалов. Перед ним, широко расставив ноги, стоит капитан
Пилипенко.
Пилипенко Удалова не бил. Он только читал ему что-то по бумажке.
- Нет! - кричал Удалов. - Не было заговора! И долларов я в глаза не видал.
Пилипенко подождал, пока Удалов кончит вопить, и спокойно продолжал чтение.
Было слышно:
- "Получив тридцать серебряных долларов от сионистского агента Минца, я
согласился поджечь детский сад номер два и отравить колодец у родильного
дома..."
- Нет! - закричал Удалов. - Я люблю детей!
- Ну что, освободим? - спросил шепотом Удалов у Грубина.
- Не стоит тебя освобождать, - искренне возразил Грубин. - Не стоишь ты
этого. А то вмешаемся в драку, сами погибнем и Минца не спасем.
Нельзя сказать, что Удалов был полностью согласен с другом. Трудно
наблюдать, когда тебя самого заточили в тюрьму и еще издеваются. Но Удалов
признал правоту Грубина. Есть цель. И цель благородная. Она - в первую
очередь.
Они прошли на цыпочках мимо камеры, в которую угодил двойник Удалова, и
остановились перед следующей, которая была закрыта на засов.
Грубин резко отодвинул засов и открыл дверь.
В камере было темно.
- Лев Христофорович, - позвал Грубин. - Вы здесь?
- Ошиблись адресом, - ответил спокойный голос. - Лев Христофорович живет в
следующем номере. Имею честь с ним перестукиваться.
- А вы кто? - спросил Удалов.
- Учитель рисования Елистратов, - послышалось в ответ.
- Семен Борисович! - воскликнул Удалов. - А вас за что?
- За то, что я отказался писать картину "Пупыкин обозревает плодородные
нивы", - ответил учитель.
- Выходите, пожалуйста, - попросил Грубин.
- Это официальное решение?
- Нет, мы хотим вас освободить.
- Простите, я останусь, - ответил учитель рисования. - Я выйду только
после моей полной и абсолютной реабилитации.
- Тогда ждите, - сказал Удалов.
Времени терять было нельзя. В любой момент в коридоре могли появиться
охранники. Они перебежали к следующей двери. Грубин открыл и ее.
- Лев Христофорович?
- Собственной персоной. Вы почему здесь, Саша?
- Я к вам гостя привел, - сказал Грубин.
Они вошли в камеру, закрыли за собой дверь. Грубин посветил фонариком.
Профессор Минц, сидевший на каменном полу, подстелив под себя пиджак,
прикрыл глаза ладонью.
- Потушите, - сказал он. - Мои глаза отвыкли от света.
- Я к вам гостя привел, - сказал Грубин.
- Кого? Кто осмелился залезть в это узилище? Кто мой друг?
- Это я, Корнелий, - сказал Удалов.
- Отказываюсь верить собственным ушам! Разве не вы первый на разборе моего
персонального дела предложили изолировать меня в этом доме подземного
отдыха?
- Нет, не я, - честно ответил Удалов.
- Не вы ли заклеймили меня званием врага народа и иностранного агента?
- Нет, не я.
- Вы лжец, Удалов! - сказал Минц. - И я не намерен с вами разговаривать.
- Тот Удалов, который голосовал и призывал, - ответил Корнелий, - сейчас
сидит через две камеры от вас. Пилипенко ему террористический заговор
шьет. А я - совсем другой Удалов.
- Не понял!
- Я живу в параллельном мире. Меня послал сюда наш Лев Христофорович. По
делу. Но когда я узнал, что у вас творится...
- Стойте! - закричал профессор. - Это же великолепно! Грубин, посветите
фонариком.
И Минц бросился в объятия к Удалову.
- Значит, параллельные миры существуют! - радовался ученый. - Значит, мои
предположения и теоретические расчеты были правильны. Да здравствует
наука! И что же просил передать мой двойник?
- Лев Христофорович стоит перед проблемой, - сказал Удалов. - Нам нужно
прокладывать магистраль через Гусляр, а у него никак не получается с
антигравитацией. Он сам простудился и просил меня сгонять к вам и взять
расчеты.
- Вы говорите правду? - насторожился Минц.
- А зачем мне врать?
- А затем, что это может быть дьявольской выдумкой Пупыкина. Ему нужна моя
гравитация. Ради нее он пойдет на все. Он способен даже выдумать
параллельный мир.
- Нет, Удалов правду говорит! - сказал Грубин. - Я верю.
- А я не верю! - сказал Минц. - Если в вашем параллельном мире тоже
прокладывают магистраль, мой двойник никогда не согласится участвовать в
преступлении против нашего города. Он бы, как и я, предпочел бы кончить
свои дни в темнице, но не пошел в услужение к варварам.
- Но в нашем мире, - возразил Удалов, - антигравитация нужна, чтобы
подвинуть часовню Филиппа и не разрушить памятники.
Минц все еще колебался.
Тогда Грубин сказал:
- Есть выход. Хотите доказательства?
- Хочу.
- Тогда пошли с нами, я покажу второго Удалова.
Минц поднялся и, поддерживаемый Грубиным, вышел в коридор.
Через минуту они были у камеры, где Пилипенко допрашивал второго Удалова.
Минц заглянул в дверь, потом обернулся к Удалову и сказал:
- Простите, что я вам не поверил. Но доверчивость нам слишком дорого
обходится.
- Как мне приятно это слышать, - сказал Удалов. - Я сначала испугался, что
здесь все смирились с тираном.
- Это не тиран. Это мелкий бандит, - сказал Минц. - Тираны отжили свой
век, но тиранство еще живет.
Последние слова он произнес слишком громко. Пилипенко услышал шум в
коридоре, метнулся к двери, отворил ее и увидел Минца.
- Выскочил? Бежать вздумал? - заревел капитан, засовывая руку в кобуру.
Минц оторопел. Он не знал, что делать в таких случаях. Но Удалов, который
вырос без отца, на улице, отлично знал, что надо в таких случаях делать.
Он отодвинул в сторону Минца, шагнул вперед и сказал:
- Все, Пилипенко. Доигрался ты.
У Пилипенко отвисла челюсть. Он, как кролик на удава, смотрел на Удалова.
Потом метнул глазами в открытую дверь и увидел там второго Удалова.
- Аааа, - лепетал Пилипенко...
Грубин не терял времени даром.
- Корнелий! - крикнул он двойнику Удалова. - Выходи!
А первый Корнелий тем временем отобрал у оторопевшего милиционера
пистолет, а самого его затолкал в камеру и закрыл дверь на засов.
Пилипенко даже не возражал.
- Теперь бежать! - сказал Грубин.
Они побежали по коридору к подземному ходу.
И вовремя. Потому что Пилипенко опомнился, стал молотить в дверь, звать на
помощь и издали послышались шаги - от входа в подземелье бежали
дружинники-самбисты.
Но дверь в подземелье уже была закрыта и, незамеченные, наши герои
поспешили к реставрационным мастерским.
* * *
Если погоня и была, она их потеряла.
Без приключений они выбрались из-под земли, уселись за сараем, чтобы
перевести дух.
Был хороший осенний вечер. Солнце уже спряталось за строениями, небо
прояснилось, было бесцветным, а редкие облака подсвечивало золотом по
краям, словно они были большими осенними листьями.
Удалов смотрел на своего двойника - у того синяк под глазом, царапина на
щеке, и вообще вид потрепанный.
- Били? - спросил Удалов с сочувствием.
- Пилипенко, - сказал двойник. - Я до него доберусь.
- Нет, - сказал профессор Минц. - Судить его будет народ.
- Кто? - вздохнул двойник Удалова. - Прокурор? Судья? Так они все у
Пупыкина в кармане.
- Бригаду пришлют, из области, - сказал Грубин. - Или даже из Москвы.
Неподкупную.
- Революция! - сказал Удалов-двойник мрачно. - Только революция сможет
смести этот вертеп.
- Революцию устраивать нельзя, - сказал Грубин. - Мы живем в
социалистическом государстве, у нас законы, профсоюзы, против кого ты
хочешь революцию устраивать?
- Без революции не обойтись.
- А как ты ее организуешь? - спросил Грубин.
- Пойду к народу, раскрою ему глаза.
- Скажи, - спросил Грубин, - а у тебя до сегодняшнего дня глаза что,
закрыты были?
- Нет, я видел, конечно, недостатки... - Удалов смешался, замолчал.
- И заедал их черной икрой из спецбуфета, - закончил за него фразу Грубин.
И горько улыбнулся. И все улыбнулись, потому что в словах Грубина была
жизненная правда.
- Надо писать, - сказал Минц, - пришлют комиссию.
- Многие писали, - сказал Грубин. - Только все письма на почте
перехватывают, а потом где этот писатель? На трудовом шефстве. Да еще, как
назло, наш город железной дороги не имеет и окружен непроходимыми лесами.
- Не такими уж непроходимыми, - сказал Удалов.
- Я боюсь, Пупыкин справится с любой комиссией. У него по этой части опыт.
У него документация отработана. Комар носу не подточит.
- Странно мне смотреть на вас, друзья, - сказал Удалов. - Вы все такие же
самые, как и в настоящем мире. И внешне, и по голосу. И в то же время - не
такие. Ну, мог ли я когда предположить, что Корнелий Удалов, человек
честный, прямой и даже добрый, мо