Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Кладезь мудрости
городку, в кабинет.Там он опустился на стул, погрузил локти в кипу сводок и, все еще не
сознавая, где находится, продолжал размышлять.
Прельщала дипломатическая карьера. Черная машина "Волга" у подъезда
резиденции, уважительные иностранцы с коктейлями из виски в холеных
пальцах и их секретарши в платьях декольте. Хотелось также попробовать
себя в космической программе. "Только вы, профессор Удалов, можете
подсказать нам, стоит ли подключить к этой ракете третью ступень". А
вокруг стоят герои-космонавты и ждут ответа. Ведь от решения Удалова
зависит, лететь им на Марс или погодить. Или еще можно разгадать тайны
древних цивилизаций и знать, была ли Атлантида или только померещилось.
Такой путь вел к тихому академическому кабинету и бесплатным путевкам в
дом отдыха для ведущих мыслителей. Ну и конечно, к международным
конгрессам...
"Нет, - решил наконец Удалов. - Спешить с опубликованием не будем. Не
исключено, что завтра все пройдет и окажешься в дураках. В обеденный
перерыв зайду в техникум и впитаю в себя высшую математику. Никогда не
помешает. Потом в музей, узнаю, что там есть про Петра Первого. Вот
так-то".
- Вы ко мне? - спросил он, поднимая голову.
- Мы уж пятнадцать минут стараемся добиться вашего внимания, Корнелий
Иванович, - сказал мужчина с шоколадными глазами, боксерским носом и
желтым импортным портфелем.
- Даже больше, - поддержал его маленький старичок. Старичок был в очках, и
линзы очков были такими толстыми и сильными, что в них помещался лишь
вдесятеро увеличенный зрачок голубого цвета с прожилками. Старичок тоже
держал в руках желтый импортный портфель.
- Ага, явились, - сказал Удалов. И в тот же момент он знал до последней
строчки содержимое толстых портфелей. Там лежали в основном ведомости,
справки, накладные и чистые бланки артели, поставлявшей стройконторе
скобянку, замки, ключи и всякую мелочь.
Гости уселись напротив Удалова, и мужчина с боксерским носом сказал:
- День сегодня хороший, Корнелий Иванович.
День был плохой, ветреный, сумрачный, пасмурный. Слава богу, что хоть
дождь перестал. Удалов молча согласился с гостем и изучил между тем все
бумаги, лежавшие у того в карманах. И понял, что может стать величайшим
ревизором современности, исключительным ревизором, которого ввиду знания
языков будут приглашать в командировки в союзные республики, страны
социалистического содружества, может, даже на Запад. И на двери его
кабинета будет скромная табличка: "Комиссар милиции первого ранга,
заведующий специальным отделом по особо важным ревизиям К. И. Удалов".
- Да, день неплохой, - сказал старичок, и увеличенные жилки под очками
заметно покраснели. - А вы на нас, говорят, в претензии. Незаслуженно и
обидно.
- Так, - сказал Удалов загадочно и постучал пальцами по столу.
- Нет, Корнелий Иванович, так дальше не пойдет, - сказал мужчина с
боксерским носом и повел широкими плечами. - Артель старается, выполняет и
превышает план, бесперебойно снабжает вашу контору высококачественным
товаром, а в ответ никакой благодарности. Я дойду до горсовета.
- А хоть до Вологды, - сказал Удалов. Содержание одной из бумажек в правом
верхнем кармане пиджака Порфирьича его очень заинтересовало. Подчистка на
накладной была сделана грубо, невооруженным глазом видно.
- Зачем так, товарищ Удалов, - сказал старичок. - У нас все документы с
собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров
привлекли. Дней и ночей не спали. И все, получается, впустую?
- Погоди, - прервал его спутник. - Если чем недоволен - зачем по
официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.
- Сделаю, - сказал старичок. - Всегда полюбовно.
- А задвижки от ветра гнутся, - сказал Удалов. - Замки вилкой вскрыть
нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар налево пустили. Разве
не так?
- Не так, - убежденно сказал Порфирьич.
- А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?
- Какие деньги? - возмутился старичок. А у спутника неожиданно выступил
пот на лбу.
- Сколько? - спросил он.
- Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши
преступные расчеты в кармане лежат. Карандашом написано. "Порфирьичу
выделить семьсот двадцать. Шурову - триста. Удалову, если будет
артачиться, сто в зубы". Разве не правда?
Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со
стула, схватился толстыми дрожащими пальцами за карман.
- Предали! - сказал он.
Порфирьич со стула не встал. Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.
- Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так... Не будет тебе,
бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, -
сказал он тонким суровым голоском.
- И заявление в милицию напишем сейчас же, - сказал Удалов, куя железо,
пока горячо.
- Я ничего не знаю, - сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать
вытащенную из кармана записку. Записка была на хорошей, толстой бумаге и
не жевалась.
- Не поможет, - сказал Удалов. - В правом верхнем кармане пиджака
Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.
- Лежит, - сказал Порфирьич. - Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но
эту змею на много лет укатаю.
- Правильно, - сказал Удалов. - Он вас и раньше за нос водил.
- Фи не шмеете! - прокричал с набитым ртом директор артели. - Я путу
шалофаться!
- Жалуйся, жалуйся, - сказал мстительно Порфирьич.
- Некуда ему деваться, - согласился Удалов. - У вас же в портфеле
неотразимая бухгалтерия.
И видя, что надо нанести последний удар и повергнуть противника в нокаут,
Удалов постарался вспомнить, что говорят в таких случаях следователи в
кино. Недавно слышанные слова крутились в голове... "Ваша ставка бита!".
Нет, не то... "Руки вверх"... Нет. Близко, совсем близко. Ага! И Удалов
произнес страшным голосом, так что у самого встали дыбом на затылке редкие
золотистые волосы:
- Игра закончена! Садитесь и пишите заявление. Чистосердечное покаяние -
вот единственное, что может облегчить вашу участь!
Сверкнула молния, запахло озоном, бледный как полотно директор артели
опустился на стул, достал шариковую ручку и с помощью Порфирьича стал
писать признания.
А Удалов вдруг ощутил страшную пустоту в голове. Первозданную, нелепую
пустоту. Он не помнил содержание ни единой из бумажек, лежавших в
портфелях у артельщиков. Он забыл английский и испанский языки, он не мог
вспомнить ни одной тригонометрической функции. Он даже запамятовал
чеканные рифмы поэмы, напечатанной в последнем номере журнала "Огонек".
- Но почему? - воскликнул он. - За что?
Артельщики метнули на него перепуганные взоры и еще быстрее стали писать
признание.
- Сами отнесите в милицию, - приказал им Удалов и, более не сознавая
ничего, бросился к выходу.
Снова крапал дождик по пожелтевшим листьям. Было тихо и обыкновенно. И с
ясностью отдаленного ночного грома прозвучали в ушах Удалова слова
пришельца: "В случае, если не справишься, скажи вслух: "Игра закончена", -
и все вернется на свои места".
- Я же не хотел! - взмолился, простирая к небу руки, Корнелий Удалов. -
Это ошибка. Я могу воспользоваться! Это случайная ошибка!
... Удалов вернулся домой и до вечера не промолвил ни слова. Он отказался
говорить с Мишей Стендалем, который поджидал его у ворот, он не стал есть
любимого супа с клецками. Он лежал на диване в брюках и переживал свою
оплошность, не только закрывшую перед ним путь к дипломатическому
будущему, но и лишившую все человечество немедленной дружбы с развитой
Галактикой. И лишь вечером, выпив для успокоения сто граммов перцовки и
сказав непонятные домашним слова: "Может разберутся, отменят решение", -
Удалов подошел к столику сына и спросил его:
- Где у тебя учебник истории?
- А что, папа? У нас завтра истории нет. Не задавали.
- Глупый, - ответил отец. - Я просто хочу почитать про Петра Первого. И
тригонометрию не прячь... Век живи, век учись... В Галактике с нашей
серостью появляться стыдно.
(с) , 1970, 1990.
(с) "Госснаб СССР. Тиман", 1990.
(с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
(с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998.
(с) Корректор Сергей Рабин, 1999.
Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.