Кир Булычёв: Электронная Библиотека

Произведения Кира Булычёва

Цикл "Гусляр"

Навигация по страницам: 1 2 3 4 5

Мечта заочника

Рассказ
Написан - 1998
Профессор Минц глядел в окно. За окном сыпал мелкий дождь, не подумаешь,
что середина декабря.
Но не очевидные и отрицательные изменения климата тревожили в тот момент
Льва Христофоровича, а перемены в общественном сознании.
Как раз напротив деловитый, как жук, бульдозер сравнивал с землей руины
чудесного особняка XVII века, занесенного в списки ЮНЕСКО.
В середине того века купец Дениска Перламутров, по происхождению из
Любека, разбогатевший на торговле рухлядью, то есть мехами соболей и
куниц, посылавший экспедиции открывать Аляску и Калифорнию, вознамерился
построить себе резиденцию, чтобы можно было принимать столичных и
заграничных гостей.
Для этой цели Дениска Перламутров послал в Париж своего пасынка Савелия и
его гувернера китайца Ли Бо посмотреть, что нового творится в зодчестве, и
принять меры, чтобы самое лучшее внедрить в Великом Гусляре.
Савелий и Ли Бо искренне полюбили недавно отстроенный Версаль, в котором
жил французский король. Они прогулялись по паркам и вокруг фонтанов, потом
узнали, где проживают создатели Версаля и одного из них, немолодого
Франсуа Леруа, сманили на временную работу авансом, вдвое большим, чем тот
получил за всю работу от Людовика, а второго мастера, молодого Франсуа
д'Орбе, боявшегося ехать в ледяные просторы Московии, связали и уложили в
длинный ящик на мягкие подушки.
С победой они возвратились в Великий Гусляр.
Леруа с воодушевлением чертил планы и учил гуслярских ребятишек тонкостям
западной архитектуры, а д'Орбе, измученный путешествием, бастовал, не
принимал никакой пищи, кроме черной икры, и ругался по-французски.
В 1666 году началось строительство дворца Дениски Перламутрова, но
построить успели лишь небольшой флигель для хранения фарфора. Соседи и
конкуренты донесли в Москву о безобразиях Перламутрова, из Москвы приехала
комиссия, заковала Перламутрова в железы, вывезла в Пустозерск, где купца
два года томили в грязной холодной яме. Потом его пасынок Савелий, что
само по себе является материалом для историко-авантюрного романа, смог
подменить отца китайцем Ли Бо, добровольно пожертвовавшим жизнью ради
своих добрых русских господ, и вместе с отчимом ушел через Северный полюс
в Америку. Там они возглавили сопротивление апачей американскому вторжению
и оставили о себе добрую память среди индейцев.
Все это дело восьмое, к рассказу отношения не имеет, но является
историческим фоном. Во-первых, всегда полезно напомнить, какие характеры
жили в Великом Гусляре в прошлые века, во-вторых, следует протянуть
ниточку из прошлого в наши дни.
В конце XVII века местный помещик откупил у казны флигель для фарфора и
попытался перевезти чудо французской архитектуры к себе на Сухону.
Архитектор д'Орбе, забытый в Гусляре после драматического исчезновения
Перламутрова и обитавший на паперти церкви Параскевы Пятницы, при виде
армии крепостных, которые уже размотали канаты, чтобы вывозить из города
изящный флигель, кинулся им наперерез. Он проклинал крепостных
по-французски, и эти проклятия, вкупе с диким видом архитектора, привели
разрушителей к мысли о том, что перед ними страшное иноземное привидение.
Крепостные разбрелись по лесам и вскоре разделились на разбойничьи шайки.
К одной из них примкнул архитектор д'Орбе.
Но помещик, имени которого история не сохранила, не мог расстаться с
флигелем и поселился там с любимой цыганкой, игравшей на клавесине и
собственноручно поровшей дворню. Через несколько лет они довели флигель до
безобразного состояния, и, может быть, он бы погиб, если бы не Петр
Великий.
Его Величество направлялся в Архангельск строить флот. По дороге посетил
Белозерск, Вологду, Потьму и Великий Гусляр.
Предупрежденные о приезде государя и зная его странную склонность к
иноземным предметам, руководители города откупили у цыганских наследников
безымянного помещика флигель и привели его в порядок.
Петр Первый, увидев в Великом Гусляре малый Версаль (а в Версалях он толк
знал), пролил скупую мужскую слезу и решил, что город населен искренними
сторонниками его реформ. Что было не так.
Петр на радостях дал Великому Гусляру права вольного города и разрешил ему
вступить в Ганзейскую лигу. Отныне гуслярские корабли могли торговать в
Европе беспошлинно.
Флот в Гусляре был невелик, но все же гуслярские ладьи плавали в Лиссабон
и Гамбург, а одна из ладей даже открыла Австралию.
Но это тоже дело восьмое, к рассказу отношения не имеет, хотя и является к
нему историческим фоном.
Далее судьба версальского флигеля складывалась по-разному. Одно время его
держали пустым, как памятное место, в надежде также на то, что иной
государь решит посетить Великий Гусляр. Государи не появлялись.
В XIX веке во флигеле располагалось епархиальное училище, а с упразднением
епископства в Гусляре там пытались устроить городской музей, но отказались
от этой затеи, потому что во флигеле бесчинствовал дух архитектора д'Орбе.
Потом в доме поселился архиерей, который сумел постом и молитвами изгнать
француза.
В феврале 1920 года городской совет Великого Гусляра постановил снести дом
19 по Пушкинской улице с целью избавиться от напоминаний о кровавом
угнетателе трудящихся Людовике XV, а также о Петре Первом. Но средств на
снос не нашлось, хотя в Москву отрапортовали о выполнении решения.
В Москве в каких-то реестрах было записано, что флигель разрушен.
Так прошло много лет.
Однако в конце 40-х годов, когда поднялась волна отечественного
патриотизма, из Москвы прибыла экспедиция в поисках фундамента утраченного
здания, которое уже было объявлено в газете "Правда" "нашим, русским
Версалем", послужившим прототипом французского дворца. Ни больше, ни
меньше.
Экспедиция отыскала по плану место, где некогда стоял флигель, и начала
сносить накопившиеся за сто лет ветхие деревянные строения, чтобы
приступить к раскопкам.
И каково же было удивление археологов и искусствоведов, когда
обнаружилось, что в груде строений скрывается вполне сохранившееся, если
не считать колонн, здание русского Версаля.
Было немало статей в газетах, диссертаций и иностранных делегаций. Колонны
восстановили, сделали их на две больше, чтобы показать преимущества
советского образа жизни. Флигель объявили Домом приемов, но снова никто не
приехал, и тогда его присвоил себе зампред Нытиков. Нытикова отправили на
повышение в область, во флигеле остались его родичи. Родичи вмешались в
борьбу за власть, их посадили и под влиянием момента флигель отдали под
детский сад. Так прошло еще десять лет. Они привели к дальнейшему
запустению. Каждый новый предгор клялся, что восстановит памятник
французской архитектуры, но когда приходил к власти, как-то становилось
недосуг.
До наших дней флигель дожил в виде жалкой дворовой собаки благородного
происхождения. А вокруг него располагалась помойка, с краю которой гуляли
дети, а с другого царили бомжи.
Теперь в Великом Гусляре наступило некоторое оживление. Приехал
Кара-Мурзаев, Николай Ахметович. Основал банк. Купил участок. Строит офис
банка в шестнадцать этажей с гранеными теремками из черного стекла.
И надо же так случиться, что этот самый версальский флигель попал под
западный угол банковского небоскреба.
Общественность с запозданием засуетилась, две бабушки выходили с
плакатами, учитель Авдюшкин устроил послеобеденную голодовку. Новый
городской голова дал клятву корреспонденту "Гуслярского знамени" Мише
Стендалю версальский флигель сохранить для потомства, но потом имел беседу
с Николаем Ахметовичем, Президентом Гуснеустройбанка. После беседы
настроение городского головы изменилось, и он стал сторонником прогресса.
Хватит, сказал он старушкам и Стендалю, держаться за прошлое. Дорогу
свежему ветру с океана!
И вот теперь перед печальным взором Льва Христофоровича бульдозер сгребает
в сторону остатки флигеля, который пережил и царский режим и даже
советские годы.
Этот флигель, размышлял профессор, не только свидетель, но и участник
русской жизни последних столетий. А что это означало для изысканного
иммигранта? Он появился на нашем балу, надушенный и напомаженный, вокруг
слышались голоса восхищения, но и был ропот недовольных. И стоило
случайному покровителю сгинуть, как началась эпоха пренебрежения и
гонений. Версаль помнил все - шик и блеск королевского бала, шум революции
и музейное благолепие. Жизнь флигеля была жизнью в страхе - вот-вот с
тобой что-то сделают, сожгут, загубят, и лучше спрятаться среди хибар и
быть такой же хибарой как остальные. Чем ничтожнее, тем больше шансов
выжить!
Ну что же это за страна такая! Как возможен в ней прогресс?
...По улице прошел Гаврилов. Колю уже трудно было назвать молодым
человеком, но он остался Колькой. И если не займет в жизни добротного
места, то оставаться ему Колькой до алкогольной старости. Мать, что тащила
его до тридцати лет, совсем состарилась, а Коля периодически брался за ум
и начинал новую жизнь. Вот и сейчас, как слышал Минц от Удалова, он
поступил в заочный Университет технико-гуманитарных перспектив имени
Миклухо-Маклая. Решил получить специальное финансовое образование и
основать фирму. В Великом Гусляре немало фирм, в основном маленьких,
торговых, даже есть свои рэкетиры. Словом, все, как у больших.
Коля, проходя мимо окон профессора, кинул равнодушный взгляд на
строительство. Судьба соперника Версаля его не беспокоила. Он нес с почты
большой пакет. И
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5
Все представленные материалы выложены лишь для ознакомления. Для использования их в коммерческих целях свяжитесь с правообладателями.
Яндекс.Метрика