Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Ответное чувство
немыслимой длины, затемдвоилась, переворачивалась и сокращалась по мере того, как он приближался
к следующему фонарю. Собаки просыпались за заборами, брехали яростно,
провожая Мишу до границ своей территории. Было чуть жутко, и не столько от
одиночества, сколько от возможной случайной встречи в это время в этом
месте с кем-то из дневных знакомых.
За последними домами пришлось свернуть с дороги к соснам. Луна все не
заходила, тропинка к дому Глумушки была видна отчетливо, и Миша каждый раз
успевал перешагнуть через корень, подставленный деревом. Незаметно для
себя Миша прибавлял шаг и последние метры перед избушкой колдуньи
протрусил, словно за тронувшимся поездом. И остановился.
Он стоял на прогалине. Дом Глумушки покосился и осел на один угол. Дранка
на крыше, седая от старости, поблескивала под луной. Забор из неровных
кольев казался рядом копий, оставленных улегшимися спать дружинниками.
Ставни были закрыты, но сквозь них пробивался тусклый свет. Глумушка не
спала. Но примет ли она его? А вдруг у нее клиент? Мише представилось
даже, что клиентом может оказаться некто из редакции. И тогда последствия
будут ужасны. Миша переступил на месте, как переступает прыгун в высоту,
прежде чем выверенными шагами, наращивая скорость, броситься к планке. Но
не бросился, а пошел на цыпочках, желая вначале заглянуть в щель ставни,
убедиться, что войти можно.
У окна росли густой бурьян, крапива, под ногами оглушительно хрустнула
палка, затем Миша провалился по колено в невидимую яму и застыл в
неудобной позе.
Дверь открылась.
- Заходите, - сказал голос. - Зачем стоять под окном?
Миша выбрался из бурьяна и вступил на крыльцо. Чувствовал он себя
препогано. В конце концов, почему он должен шастать ночью у подозрительной
избушки? Кто его заставляет? И чувство это было постыдным, потому что
задевало чистоту его стремлений к Алене Вишняк.
За приоткрытой дверью никого не было. Лишь низкие пустые сени, слабо
освещенные голой лампочкой под потолком.
- Вытирайте ноги, - сказал голос.
Миша послушно потер подошвами о половик.
Больше указаний не последовало, и Миша толкнул дверь в горницу. Дверь
растворилась мягко и беззвучно. Оттуда ударил в лицо яркий свет
медицинского учреждения. Миша очутился в сравнительно большой комнате с
белыми аккуратными стенами и скамейками вдоль них. На скамейках сидели
люди, обернувшиеся при виде вновь пришедшего.
- Добрый вечер, - сказал человек с завязанной щекой, в котором Миша узнал
Корнелия Удалова, начальника стройконторы. - Какими судьбами? Садитесь
рядом, тут место есть. У вас какая очередь?
- Я... у меня никакой, - сказал Миша. - Я, наверно, пойду. Я завтра зайду.
- И не мечтайте, - сказал Удалов. - Завтра не принимают. Я и так три дня
стоял по записи.
Удалов раскрыл ладонь, на которой химическим карандашом был изображен
крупный номер двадцать восемь.
- Садитесь, - сказал он. - Если дверь была открыта, то примут. Нас уже
мало осталось.
И так как Стендаль был последним и никому из присутствующих не был
конкурентом, то к Удалову присоединились прочие пациенты.
- Садитесь, - неслось со скамеек. - Она быстро принимает.
И Миша сел на край скамейки.
В приемной Миша насчитал шесть человек. Были они различны, и, видно,
различны были причины, приведшие их сюда. У Удалова болел зуб.
- У вас тоже? - спросил Удалов Мишу.
- Нет, - сказал Миша.
- А я три ночи не спал. Пошел в поликлинику, а врачиха говорит - надо
удалять. А жена мне тогда сказала: "Корнелий, Глумушка может заговорить.
Она Погосяну в нашем дворе заговорила. И нерв даже извлекать не пришлось".
Вот я и пришел.
- А что с этим? - спросил Миша тихо.
- Не узнаете? С метеостанции.
- С метеостанции?
- Чего шепчетесь? - сказал человек напротив в низко надвинутой шляпе и
плаще с поднятым воротником. - Я попрошу без разглашения.
- Ясное дело, - согласился Удалов. - Мы здесь все без разглашения. Какой
дурак сознается? Просто мой знакомый вами заинтересовался. Я и говорю, что
вы с метеостанции. Даже фамилию не назвал.
- Ваш знакомый работает в городской газете и, возможно, пришел сюда по
заданию, - ответил человек в надвинутой шляпе. - Мы ему доверять не можем.
- Из газеты? - спросил толстяк с козлом на поводке. - Вы лучше тогда
уйдите. Нам в фельетон попадать не с руки. И без вас горя много. У меня
репутация.
Козел задрал бородатую морду к толстяку, легко приподнял передние ноги,
уперся копытом в колени и лизнул толстяка в подбородок.
- Пусть уходит, - сказала маленькая женщина в сером платке, пока толстяк
отталкивал козла.
- Я не от газеты, - сказал тогда Стендаль. - Даю честное слово. Я по
собственной инициативе.
Обитая черной клеенкой дверь в горницу распахнулась, и оттуда вышел
бородатый мужчина с рюкзаком за плечами. Он счастливо улыбался, не замечая
окружающих.
Человек с метеостанции вскочил, засуетился, подбежал к двери и спросил:
- Можно заходить, или вы пригласите?
- Снимите шляпу, - сказал в ответ из горницы старушечий голос. - И
заходите. Не могу же я до утра вас принимать.
- Так что же он? - спросил снова Миша Удалова, как только в приемной
наступила тишина.
- Прогноз делает, - ответил Удалов. - Он уже жаловался. Десять ошибок за
две недели. Климат в настоящее время жутко испортился - никакой
надежности, несмотря на метеорологические спутники.
- А она при чем?
- Говорят, может. А то у него никакой надежды. Его крестьянство замучило -
косить или подождать? А что он может ответить?
- Странно, - сказал Миша.
- А все-таки, - настаивал Удалов. - У вас-то какое дело? Не задание,
надеюсь, чтобы разоблачить?
- У меня личное дело, - сказал Миша. - И сильно зуб болит?
- Сейчас ничего. У меня всегда, как приду в поликлинику, боль унимается.
- Это нервы, - сказал человек с козлом. Козел тянул за поводок, хотел уйти
на улицу.
- А зубы вообще нервная болезнь, - поддержала его женщина в сером платке.
- Язва тоже.
- А у вас язва? - спросил Миша.
- Нет, - сказала женщина. - У меня дочка замуж собралась. А ему в армию
осенью уходить. Какая уж там семья! Так вы не из газеты?
- Вообще-то из газеты, но сейчас не из газеты, - объяснил Миша.
- Если вам нужно приворотное зелье, - сказал человек с козлом, - то
советую быть крайне осторожным.
- Нет, что вы, - сказал Миша и покраснел.
- Ясно, что не от газеты, - сказал молчавший до того мужчина с выгоревшими
бровями и ресницами, в высоких охотничьих сапогах и ватнике. - Влюбился.
Смотри, Иван, он влюбился.
Сосед его, пожарник, дремавший, прислонивши каску к бадье с фикусом,
проснулся и согласился.
- Спокойный, черт, - сказал мужчина в ватнике про пожарника. - Пятый раз
приходит. Привык уже. А я вот нет, не могу.
- Пятый раз? - подивился Удалов. - А что такое, что такое?
- Шланг потерял, - сказал мужчина в ватнике. - В прошлый раз три
огнетушителя ему отыскала. Хороший она человек. Душевный. А меня
браконьеры замучили. Тропу знают. Вот и хочу старуху про тропу спросить.
Из рыбохраны я.
Вышел метеоролог, быстрыми движениями свертывая в рулон синоптическую
карту.
- Ну как? - спросил его человек в ватнике.
- С завтрашнего дня без осадков! И до конца недели. Что я им говорил! -
Шляпа у метеоролога перекочевала со лба на затылок, лицо его блестело от
пота. - Сегейда антициклон у Антильских не учитывал. Я ему говорил -
заденет. А он - далеко. А надо было учесть!
Следующей исчезла за дверью женщина в сером платке. И лишь скрылась, как
из кабинета донеслось бормотание, быстро повысившееся до отдельных резких
возгласов. За дверью ссорились, спорили. Через минуту женщина выскочила
наружу, прижимая к груди узелок с дарами Глумушке.
- И не приставайте ко мне с непристойными предложениями! - кричала ей
вслед колдунья. - Вы хотите лишить людей счастья? Да? Так вам это не
удастся.
- Я - мать! - крикнула женщина, уходя. - Я буду жаловаться!
- Следующий, - сказала Глумушка.
Мише никак не удавалось увидеть ее - дверь раскрывалась в его сторону, и
лишь сварливый голос доносился до него.
- Иван, тебе, - сказал человек в ватнике.
- Что потерял? - спросила Глумушка, не закрывая двери.
- Шланг куда-то задевался. Лейтенант говорит - ты, Сидоренков, последним
шланг в руке держал. Ты, говорит, и отыскивай.
- Завтра зайдешь до восьми тридцати, - сказала Глумушка. - Следующий.
- Ну, тогда моя очередь, - сказала человек в ватнике.
Пожарник снова задремал у фикуса.
Неожиданность увиденных сцен отвлекла Стендаля от мыслей о возлюбленной.
Вместо темной избушки, черного кота на печке, тяжелого и пряного запаха
снадобий была приемная с фикусом. И синоптик. И Иван со шлангом.
Направляясь к колдунье, Стендаль презирал себя и клял Алену, заставившую
опуститься до отчаянных действий. Но именно порочность, неестественность
похода к колдунье сливалась в его сознании с безответной любовью, у
которой не было выхода. А здесь была поликлиника. Неофициальная, но
будничная, отличавшаяся от районной только жалобами пациентов. И, к ужасу
своему, Стендаль вдруг понял, что ему могут здесь помочь, и он уже не
знал, хочет ли, чтобы ему помогли.
- И тогда я ей говорю... донеслись до Стендаля слова толстяка с козлом. -
Или она полюбит, или я буду вынужден обратиться в суд. Безвыходное
положение.
- Да, - сказал Удалов. - Положение безвыходное.
- Я получаю от нее приворотное зелье...
- Наконец-то, - вырвалось у Стендаля.
- Что?
- Я так, про себя.
Стенд