Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Перерожденец
, и брился с одеколоном"Кристиан-бруталь" у старого мастера Терзибашьянца.
- Иди, отдыхай, набирайся сил перед акцией, - посоветовал Минц.
Но Удалову не хотелось отдыхать. К себе-то он пошел, но не спать, а
думать: вот, к примеру, удастся им узнать, что в предыдущем рождении
товарищ Усищев был Иваном Грозным. А дальше что? Обнародовать? Или в
Москву писать? А из Москвы возьмут и ответят: "Срочно направляйте. Нужен
Родине"!..
На следующий день в 10.25 Удалов без стука вбежал в лабораторию профессора.
Вбежав, он раскрыл ладонь. На ней лежала парикмахерская бумажная салфетка,
в которой содержалось немного подсохшей пены со щетиной.
Минц, занятый подготовкой визита к Усищеву, спросил:
- Ошибки быть не могло?
- Наблюдал из угла, - ответил Удалов. - Лично подобрал в бумажку.
- Ну тогда иди на улицу, гуляй, а я попытаюсь узнать, с кем мы имеем дело.
Удалов погулял по соседству, дошел до музея, вернулся, посидел на
скамеечке и тут услышал голос друга:
- Сколько времени?
- Половина третьего.
- Я почти догадался! - крикнул профессор.
- Так из каких он будет?
- Не могу сказать. Слишком страшно.
- Неужели Гитлер?
- Интереснее... Но и страшнее.
- А что делать будем? - Удалов не был трусом, но тут его тело охватила
предстартовая дрожь.
- Если не боишься, пойдем со мной, - предложил Минц.
- Пошли.
Через минуту вышел Минц со своим толстым портфелем. Он шутил, что возьмет
его с собой, когда поедет за Нобелевской премией.
По дороге Удалов несколько раз пытался выпытать у профессора, что за тайну
тот несет в себе, но профессор был загадочен, задумчив и печален.
- Ужасно! - повторял он время от времени. - Ужасно!
Мурашки пробегали по телу Удалова.
Они так решительно подошли к "Гуслярнеустройбанку", что люберецкие
молодцы, которые охраняли вход, еле успели скрестить перед пришельцами
автоматы.
Удалов в удивлении посмотрел на фасад.
Фасад школы был такой же, как прежде, только профиль Римского-Корсакова
сбили, а вместо него поместили профиль Усищева. Подпись же пока оставили
старую: "Великий русский композитор".
- Нам к товарищу Усищеву, - строго сказал Минц.
Люберецкие потому и приехали на охрану Усищева, что не знали никого в
Гусляре. Неужели в городе нашелся бы житель, который осмелился бы
остановить, не пустить Минца и Удалова? Не было такого жителя...
- Гуляй, папаша, - сказал охранник.
Возмущенный Минц, которого никогда еще не встречали так в Гусляре,
рассердился и хлопнул хама портфелем по руке. Автомат упал, а второй
охранник развернулся, чтобы прошить очередью двух старых хулиганов.
К счастью, тут на шум распахнулось окно на втором этаже, выглянула усатая
рожа главного разбойника и сказала:
- Отставить пальбу! Пропустить ко мне глубокоуважаемых
товарищей-ветеранов, моих дорогих избирателей. А вот ты, Василий, считай
себя уволенным. Если любой старый еврей может у тебя автомат вышибить -
твое место на кладбище...
- Шеф, я же не ожидал!
- Тогда твое место на помойке, - сказал Усищев и выстрелил в своего
охранника со второго этажа. Охранник упал бездыханным, и его алая кровь
оросила автомат, а также ботинки Удалова, который кинулся внутрь
музыкальной школы.
Потрясенные случившимся, старики поднялись на второй этаж. Усищев их не
встретил, но они узнали, что он всегда сидит в голубой гостиной, в классе
арф. Большинство арф уникальной работы было уже продано им в Бангладеш, но
одна, правда, без струн, осталась для интеллигентного антуража.
Толстый, гладкий, усатый, тонкорукий Усищев сидел за столом, уставленным
его коллекцией - изображениями обнаженных девушек работы советских
фарфоровых заводов.
Присесть гостям Усищев не предложил, но Минц, уже преодолев потрясение,
подошел к столу, поставил на угол портфель и сказал:
- У нас к вам, товарищ Усищев, важная проблема, которая касается вашего
происхождения.
- Мое происхождение не обсуждаем! - вдруг испугался Усищев.
- Вы меня неправильно поняли, - сказал Минц. - Мы знаем, что такая
выдающаяся личность, как вы, уже жила на свете...
И он популярно изложил завтрашнему диктатору Великого Гусляра теорию
перерождения душ. О перерождении душ диктатор раньше не слышал, и, если бы
не солидность профессора Минца, он бы в нее не поверил. Но когда Минц
произнес: "Может, среди ваших предшественников и Наполеон попадется", -
Усищев клюнул на это заявление, расплылся и спросил:
- А что, можно уточнить?
- Это непросто, - ответил Минц.
- Сколько просите за Наполеона? - спросил Усищев.
- Аппаратура зарубежная, настройка тонкая...
- Сто баксов? - спросил Усищев.
- Послушайте, Усищев, - рассердился Минц, - мы с вами не на базаре. Какие
могут быть сто баксов, если вы получите с завтрашнего дня право писать на
табличке: "Бывший Наполеон, а ныне товарищ Усищев"?
- Ладно, можно и без товарища, - смирился Усищев. - А сколько?
- Завтра всероссийское телевидение сообщит: "Городом Великий Гусляр с
недавнего времени руководит новый Наполеон". Как вы думаете, не появятся
ли здесь руководители некоторых партий с предложением вам баллотироваться
в президенты?
- Да ладно! - отмахнулся тонкой рукой Усищев. Его руки, неловко
приделанные к тугому телу, были тонкими и ломкими, а пальцы словно
когтистыми.
- Так что обойдется это вам в двенадцать тысяч долларов чеком на
швейцарский банк, а также по новой квартире нам с Удаловым, как только вас
изберут всеобщим благодетелем.
- Не пойдет!
Начался торг. Он продолжался минут десять. Минц и Усищев вспотели. Спорили
они искренне, отчаянно, а Удалову все хотелось крикнуть: "Лев
Христофорович, да обдурит он вас, по глазам видно! Посмотрите в эти черные
точечки! Ни копейки не даст!"
Наконец, сошлись на трех тысячах и двух квартирах.
Минц вынул из портфеля и расставил на столе приборы. Усищев смотрел со
смешанным чувством страха и надежды. Ему хотелось быть Наполеоном, но он
опасался подвоха и боялся, не слишком ли много обещал заплатить за
сомнительную тайну.
Середину стола занял черный шар. Ближе к себе Минц поставил конус, обратив
его острым концом к Усищеву, а экранчиком к себе.
- А это не опасно для здоровья? - спросил Усищев.
- К здоровью ваша наследственность отношения не имеет, - отрезал Минц. -
Но должен предупредить, что у перерожденца существует тесная внутренняя
связь с его предшественником. Насколько тесная, мы еще не знаем.
- А что я Наполеон, это уже точно?
- Проверим - будет точно.
- Ну, давайте! - приказал Усищев и поправил буденновские усы. - Время не
ждет. Чем черт не шутит... Может, и Александр Македонский... Чувствую я в
себе иногда Александра, прости, Македонского.
- Замрите, закройте глаза, - велел Минц.
На экране конуса Удалов увидел вовсе не Усищева и даже не Наполеона... там
было нечто туманное.
- А нельзя так сделать, чтобы я и из себя стал, как Наполеон? - спросил
Усищев, не раскрывая глаз. - Мне это по телевизору хотелось бы показать.
Постарайся, накину!
- Это мы и постараемся сделать. Если есть ваше желание.
- Ясное дело - хочу, чтобы стал как этот самый... с которого я произошел.
Изображение на экранчике стало принимать все более отчетливую и
устрашающую форму.
Удалов открыл рот, чтобы закричать, но Минц зашипел на него, как кобра.
Жужжание в конусе и черном шаре усилилось.
И тут Усищев начал приподниматься над столом, упершись в него тонкими
лапами. Притом он уменьшался, причем скорее прочего уменьшалась голова,
вернее, уже головка... Черные точки глаз сверкали отчаянно и злобно, и все
более ссыхался он, все быстрее уменьшался...
- Он этого хотел, - мрачно сказал Минц.
Большой черный таракан немного постоял, озираясь, в центре стола, а потом
кинулся в атаку на Минца. Нападение было столь яростным, что Минц с
Удаловым прыгнули в стороны, а таракан Усищев, не рассчитав сил, упал со
стола и, осознав, видно, что придется переносить свою деятельность в иной
мир, шустро кинулся в угол.
- Вот и все, - сказал Минц, отключая приборы. - Человеком меньше,
тараканом больше...
- Что ты наделал! - закричал Удалов. - Ты же убил городского руководителя!
- Никто не погиб, ничто не погибло. Сейчас он организует выборы в
тараканьем царстве... А мы с тобой давай поспешим отсюда, а то
какой-нибудь лакей с "Калашниковым" заглянет и удивится.
Они вышли из музыкальной школы беспрепятственно. И пошли домой.
А по дороге Удалов попросил объяснений. Он не все понял.
- Мы все, все ученые, допустили ошибку, о которой нас уже предупреждал
Будда, - сказал Минц. - Мы почему-то решили, что перерожденцы всегда были
людьми. Был Наполеон - стал Гитлер. Был Ломоносов - стал Капица. А почему?
Любая живая тварь может переродиться в иное существо... Вот и я попался.
Несколько часов изучал волоски - щетинку кандидата Усищева, но никакой
человек из них не получался. Молчит экран и показывает какие-то полоски...
Минц остановился, поглядел, как летят с криками на ночной покой вороны,
раскачивая голые ветви деревьев и роняя на землю снег.
- К счастью, я гениален, - продолжил Минц. - А раз так, я решил
посмотреть, а точно ли мы имеем дело с перерождением человека? Но тут
одного волоска было недостаточно. Мне пришлось усовершенствовать
установку, наладить более тесную связь между перерожденцем и оригиналом,
чтобы исключить любую ошибку... Остальное ты видел.
- Но почему он превратился в таракана?
- Ах, Уда