Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Пойми товарища!
одня день рождения, и онбудет безнадежно испорчен!"
Не поняв, кому принадлежит мысль, Ефимов Семен тем не менее глубоко
опечалился. Он видел перед собой не ворота, а приятное, доброе лицо
вратаря, видел отчаяние в его больших карих глазах, и он понял: что такое
лишний гол? Лишний гол - это житейская мелочь, ничто по сравнению с
человеческими отношениями. И потому Ефимов ударил по мячу таким образом,
чтобы не попасть в ворота и не испортить дня рождения вратарю. И он
утвердился в своем интуитивном предположении, потому что увидел, каким
горячим светом благодарности загорелись глаза вратаря.
Поэтому, пока мальчик за воротами бегал за мячом, он подошел к вратарю
гостей и сдержанно, по-мужски похлопал его по плечу.
- Поздравляю, - сказал он.
- Спасибо, дружище, - тихо ответил вратарь.
На трибунах не разобрались в смысле этой встречи, зрители свистели, не
одобряя плохого удара.
- Что делается! - печалился Удалов. - Ну что же делается!
Он тоже ничего еще не понял.
Если бы в таблетках, которые создал неуемный гений Льва Христофоровича,
содержалось лишь средство, делающее людей добрее и отзывчивее, этим
удалось бы снизить число травм. Но Лев Христофорович - сторонник
кардинальных методов. Он пошел на шаг дальше. И на какой шаг! Каждый из
футболистов ощущал травмы, нанесенные им своему сопернику, как свои
собственные, осознавал его страдания, как свои. Его разочарование, как
свое. Именно таким образом Лев Христофорович хотел вернуть футболу
очарование доброй и интересной игры. Лишить его малейшего налета
жестокости и грубости.
Возвращаясь трусцой на свое место в защите, Ефимов Семен увидел, что мяч,
выбитый далеко в поле вратарем гостей, опустился в центре и к нему
бросились нападающий "Лесообработчика" Ниткин и нападающий "Метеора"
Судковский. Судковский промахнулся, не задев, и попал по ноге Ниткина.
Ниткин свалился на траву. Стадион возмущенно загудел. И тем более стадион
загудел, когда увидел, что Судковский упал рядом с Ниткиным. Это была
явная симуляция, направленная на то, чтобы разжалобить судью.
В самом же деле происходило иное.
Судковский и Ниткин лежали рядом на траве. И Судковский испытывал ту же
боль и негодование, что и Ниткин. Но к боли и негодованию примешивалось
сильное чувство собственной вины перед товарищем. Держась за ногу,
испытывая боль, Судковский отлично понимал, что его нога невредима. Что
это не его боль, а боль Ниткина. И потому, подползая к травмированному
сопернику, Судковский жарко шептал:
- Прости, Ниткин, я никогда больше не буду.
Ниткин же в свою очередь удивлялся. Он должен был бы высказать этому
грубияну Судковскому все, что о нем думает. Кратко и выразительно. Но
вместо этого он понимал, что Судковский искренне раскаивается и в самом
деле страдает не меньше, чем Ниткин. Поэтому, все еще не поднимаясь с
травы, он ответил:
- С кем не бывает!
Тут Судковский преодолел боль, поднялся и, прихрамывая, подошел к судье.
- Прошу, - сказал он, - удалить меня с поля. Я недостоин того, чтобы
представлять здесь честь новостальского футбола. Гнать надо таких, как я.
- Вот это, - ответил крайне удивленный судья, так как в его практике
такого еще не случалось, - решаю здесь я. И больше, чем на предупреждение
ваш проступок не тянет.
- Нет, тянет! - закричал Судковский.
Стадион гремел и свистел. Стадион был убежден, что Судковский вымаливает у
судьи прощение. Тем более, что те игроки "Метеора", что были поблизости,
тоже подбежали к судье и стали требовать, чтобы Судковского за
нетоварищеское поведение удалили. А те игроки "Лесообработчика", что
оказались неподалеку, встали на защиту Судковского, потому что понимали:
он больше никогда не будет бить по ногам своих товарищей.
С трибун стадиона вся эта сцена выглядела, разумеется, иначе. Мы ведь
часто видим не то, что происходит в действительности, о то, к чему
привыкли наши глаза. И трактуем события ложно, потому что ложен бывает наш
жизненный опыт. Если футболисты окружают судью и что-то доказывают ему,
значит, они отстаивают свои интересы. Но чтобы футболисты отстаивали
интересы соперника - это явление редкое.
В конце концов футболисты разошлись, так и не уговорив судью. Ведь у судьи
есть собственный гонор. Если он решил не удалять игрока с поля, то никто
его не переубедит.
Игра продолжалась. Но постепенно даже самые невнимательные из зрителей
начали понимать: происходит что-то неладное. Во-первых, уже с середины
первого тайма полностью прекратились грубости, подножки и толчки. А так
как футболисту порой трудно избежать резких движений, то темп игры
постепенно спал, игроки старались не приближаться друг к другу, а если и
приближались, то лишь затем, чтобы пожать руку или похлопать по плечу, а
то и пригласить в гости на чашку чая. Удары по воротам также почти
прекратились. Если кому-то удавалось добраться до штрафной площадки
противника, несмотря на явное нежелание это делать, то он обязательно бил
таким образом, чтобы в ворота не попасть, либо подкатить мяч к рукам
вратаря. В какой-то степени матч начал напоминать пресловутую встречу
команд Австрии и ФРГ на первенство мира в Испании в 1982 году, когда обе
команды, к разочарованию многомиллионной телевизионной аудитории,
демонстрировали игру, целью которой было не забить ничего лишнего, так как
иначе Австрия не попадала в финал.
Зрители на гуслярском стадионе заподозрили команды в сговоре. И свистом
выражали неодобрение. Хотя в этом таилась загадка. Ведь в случае ничьей ни
одна из команд не попадала во вторую лигу. А вместо них проходила
вологодская команда.
В перерыве между таймами оба тренера устроили своим игрокам суровый
разнос. Они требовали активности, волевого настроя и желания победить
любой ценой. Игроки были задумчивы. Они не спорили с тренерами, но думали
в тот момент о своих соперниках, понимая, что именно они - самые близкие
им, самые родные люди.
Так что после перерыва игра продолжалась в еще более медленном темпе. И
неизвестно, чем бы все кончилось, если бы оба тренера не решили в середине
второго тайма заменить своих нападающих. Вместо Ниткина вышел на поле
Полянкин, а вместо Судковского - Швец. И тут произошло нечто совершенно
невообразимое. Ведь ни Полянкин, ни Швец пилюль не употребляли и добрых
чувств к противникам не испытывали. Поэтому Швец, подхватив мяч, кинулся к
воротам противника, а Полянкин - за отсутствием других желающих -
навстречу Швецу. Встретились они где-то в центре поля, и так как оба
стремились отличиться, то Швец оттолкнул Полянкина, а Полянкин подставил
ножку Швецу. Оба упали и, рассерженные, кинулись друг к другу.
В этот момент, прежде даже, чем успел среагировать судья, Ефимов Семен
решительным жестом остановил Полянкина и сказал:
- Полянкин, нашей команде за тебя стыдно.
В тот же момент вратарь "Метеора" выбежал к Швецу и сказал ему:
- Швец, ты неправ.
Швец и Полянкин ничего не поняли. Они пытались оправдать свои действия
интересами родных команд, но чем больше они горячились, тем резче
выговаривали им свои же товарищи.
Тут уж и судья не помог. Несмотря на его возражения, команда
"Лесообработчик" вывела с поля Полянкина, а команда "Метеор" удалила Швеца.
Но когда команды вернулись на поле - а стадион, надо сказать, в полном
обалдении замолк, - игроки уже поняли, что сам принцип футбола ложен. Он
направлен на то, чтобы выиграть у хороших людей, то есть доставить им
неудовольствие. А этого допустить было нельзя. Так что игроки встали в
круг посреди поля и стали аккуратно пасовать мяч друг другу, отрабатывая
технические приемы.
Вот тогда-то Корнелий Удалов обернулся и профессору Минцу и строго спросил:
- Вы чего им давали, Лев Христофорович?
- Средство против грубости, - честно признался Минц. - Но я не
предполагал, что оно настолько эффективно.
И Минц шепотом рассказал о принципе действия пилюль.
Тогда Удалов поднялся со своего места и сказал профессору:
- Пойдем отсюда.
И в самом деле, игра фактически кончилась. Судья и тренеры были бессильны.
Вот-вот под неумолчный свист трибун встреча будет прервана.
Удалов вывел несколько растерянного Минца со стадиона и, когда они уже
были в парке, прервал молчание вопросом:
- Запасные пилюли остались?
- Штук десять, - сказал Лев Христофорович.
- Давайте сюда. Не бойтесь, не выброшу.
- А зачем вам?
- Покажу, где и как их надо было использовать. Наивный вы человек.
Держа на ладони таблетки, Удалов вошел в гастроном.
В магазине шла обычная жизнь. Кассирша вяло спорила с пожилой
покупательницей, а очередь более или менее покорно ожидала исхода этого
спора. Одна на продавщиц гляделась в зеркальце, другая выясняла отношения
с рабочим, который только что принес ящик с крупой. Остальных продавщиц не
было видно.
- Сюда, - сказал Удалов, проходя за прилавок.
- Зачем? - попробовал возразить Минц. - Туда же не положено.
- Нам положено, - ответил Удалов, открывая дверь в кабинетик директорши.
Ванда Казимировна оторвалась от ведомостей и обратила к посетителям полное
суровое лицо.
- Здравствуй, Ванда! - сказал Удалов быстро.
- Чего нужно?
- Ничего, - ответил Удалов. - Надвигается грипп. Новая разновидность.
Мозамбикский.
Он обернулся к Льву Христофоровичу, и тот покорно кивнул.
- Вот наш профессор получил из-за рубежа профилактические пилюли. Большой
дефицит. Я ему и говорю - в первую очередь надо обслуживать тор