Кир Булычёв: Электронная Библиотека

Произведения Кира Булычёва

Цикл "Гусляр"

Навигация по страницам: 1 2 3

Разлюбите Ложкина!

r />Ложкин быстро отвел стрелку назад - ему не хотелось целоваться с
профессором Минцем.
- А почему так получается? - спросил Ложкин, потому что был доволен и
хотел поговорить. На самом деле плевать ему было на науку.
- Внутри этих часов, - сказал Минц, отходя от Ложкина, - тончайший прибор,
который сначала улавливает ваши биотоки, а затем посылает нужной длины
волны в мозг окружающих людей. Идите, Ложкин, идите к людям, они вас
полюбят. Но будьте осторожны. Любовь - рискованное чувство.
Ложкин ничего не ответил. Ни спасибо, ни прощай. Пока прибор еще не
проверен, нечего Минца баловать!
Он поднялся к себе. Жена вязала. Ложкин подошел поближе и сдвинул стрелку
на три часа.
- Откуда новые часы? - спросила жена. - У тебя с утра денег не было.
Ложкин двинул стрелку еще на три часа. При таком излучении Минц уже лез
целоваться.
- Я тебя спрашиваю! - прикрикнула на него жена.
- Что у тебя на обед, Матильда? - спросил Ложкин.
- Я тебе сорок лет как не Матильда, а Матрена, - огрызнулась жена.
Или прибор никуда не годился, или у жены был сильный иммунитет против
Ложкина. Пришлось подвинуть стрелку еще на три часа.
Матрена вздохнула и неожиданно спросила:
- Хочешь картошечки поджарю?
Ложкин чуть не упал - такого он не слышал от Матрены уже лет пятнадцать.
- Ты чего молчишь, дуралей? - проворчала с нежностью жена. - Сейчас, пока
ты лапы моешь, я за сметанкой сбегаю.
Ложкин отмахнулся и, почти уверовав в прибор, поспешил вниз, во двор, где
соседи за столом перемешивали костяшки.
Прибор стоял на девяти часах. Но Ложкин не спешил подходить к столу, хотел
увеличивать этот самый фон постепенно.
Соседи не заметили Ложкина, они разговаривали между собой.
- Боюсь, - сказал Василь Васильевич, - как бы Минц не навредил старику
Ложкину.
- Мне даже сходить к нему хочется, - поддержал Василь Васильевича Грубин,
- предупредить надо Ложкина, чтобы он был осторожнее. Старикан-то хороший.
Это чтобы Грубин о нем доброе слово сказал?.. Такого быть не может. У
Ложкина кольнуло в сердце.
- А что, в самом деле славный мужик, - согласился личный неприятель
Ложкина Корнелий Удалов. - Я с тобой пойду, может, защищать его придется.
- И меня не забудьте, - сказал Василь Васильевич. - Хочется мне пожать
мужественную руку нашего соседа.
Они как по команде встали, даже домино не подобрали. И пошли к Ложкину. Но
не домой, а к кусту сирени, за которым тот стоял.
Ложкин хотел было отступить, но соседи накинулись на него с объятиями,
хлопали по плечам, даже немного помяли от радости. Так что Ложкин с трудом
вырвался от них и быстро ушел со двора, надеясь испытать прибор на чужих
людях. Ведь соседи в глубине души любят его, хотя обычно стесняются это
показать.
Ложкин спешил по улице. Некоторые люди, попавшие в сферу действия часов,
начинали его любить и кивали головами или кричали что-нибудь радостное.
Чтобы не пожимать чужих рук, Ложкин отвел стрелку обратно. Стало
спокойнее. Любовь имела и недостатки.
На остановке стояла толпа - автобусы в Гусляре ходят редко и нерегулярно.
Автобус появился набитый, и Ложкин с трудом в него втиснулся. Все не
любили друг друга и ругали правительство и городской транспорт.
Ложкин с трудом перевел стрелку на три часа вперед и приготовился
вздохнуть с облегчением. Но ничего из этого не вышло. Вместо того чтобы
дать Ложкину воздуха, пассажиры сдвинулись со всех сторон, старались его
обнять, подать ему руку, облобызать... Ложкин решил, что если его не
задавят, то он задохнется.
А в такой атмосфере трудно отвечать взаимностью на любовь. И даже
становятся неприятны голоса:
- Отойдите, дайте мне поглядеть на нашего героя!
- Ах, какой он красивый, как славно сохранился!
- Пустите меня к нему, я хочу видеть этого человека!
В автобусе возникла страшная давка, Ложкин задыхался, а женщина рядом с
ним упала в обморок, но, к сожалению, осталась стоять. А Ложкин как назло
не мог никак дотянуться до часов "полет", чтобы отодвинуть стрелку назад.
- Умираю! - прохрипел Ложкин.
- Он умирает! - С этими словами окружающие сдвинулись еще теснее.
Ложкин уж не помнил, как вылез из автобуса, как умудрился, несмотря на
возраст, дворами уйти от толпы, и, лишь оказавшись в сквере у
Параскевы-Пятницы, он опомнился и вернул стрелку назад.
И вовремя, потому что из песочницы стали выскакивать малые дети и с
криками: "Наш дедушка приехал!" бежали к нему.
Отдышавшись на скамейке, Ложкин принялся рассуждать. Он уже понял, что
обращаться с человеческой любовью надо осторожно. Оказывается, люди не
знают предела своим чувствам, не понимают, что губят любовью невинного
прохожего.
Конечно, можно возвратить прибор Минцу, но жалко. Неужели ты, умный
человек Ложкин, не догадаешься, как его использовать с выгодой?
И Ложкин почти придумал, как использовать прибор, но тут его попутал бес.
В овощном магазине служит одна кассирша. Ужасно развратное существо. По
крайней мере в глазах Ложкина. Он встречал ее на улицах с разными
мужчинами, тогда как на Ложкина она внимания не обращала, и это было
обидно, ибо при виде ее в Ложкине просыпались желания и даже страсти давно
прошедших лет. Ложкин не раз пытался заигрывать с ней, но кассирша
отводила карие глаза, являла старому коню свой чеканный толстогубый
профиль и черные кудри и делала вид, что не слышит его любезностей.
И вот в тот момент, когда Ложкин уже почти придумал, как использовать
прибор, он увидел, что по улице сразу за сквером идет - видно,
возвращается со службы - та самая кассирша.
Ложкин вскочил и на прямых, плохо сгибающихся ногах припустил за
кассиршей. Услышав шаги, та обернулась и, видно, узнав назойливого
старика, презрительно поморщилась.
На улице темнело, начали зажигаться окна, вот-вот загорятся фонари, так
что кассирша не заметила, как назойливый старик перевел стрелку наручных
часов и прибавил скорости.
Но тут ее охватили сомнения.
А почему она убегает от этого товарища? Чем он ей неприятен? Хоть и
пожилой, он тем не менее строен и вовсе не толстый. Днем она его заметила
у кассы - и лицо было не лишено приятности...
Кассирша обернулась. В свете уходящего дня она поняла, что преследующий ее
мужчина настолько ей приятен, что стоит разглядеть его получше.
Кассирша притормозила.
Ложкин, не рассчитав скорости, врезался в нее.
Высокий упругий бюст принял его, как амортизатор. Все тело кассирши
охватила сладкая истома: так вот каков он, ее преследователь!
Ее полные губы отыскали лоб старичка и стали покрывать его жаркими
поцелуями.
Редкие прохожие, видевшие эту сцену на плохо освещенной улице, с умилением
кидали взгляды на целующуюся пару, уверенные в том, что наблюдают встречу
дедушки и внучки после долгой разлуки.
- Оу! - рычал дедушка.
- Иди ко мне! - отвечала внучка.
И в этот момент старичок ощутил сильный удар по голове жестким предметом.
Как потом выяснилось, этим предметом была хозяйственная сумка его супруги
Матрены Тимофеевны, наполненная пакетами с солью, потому что кто-то еще с
вечера сказал ей, что скоро начнется война и надо закупать соль.
- Ах ты! - закричала Матрена Тимофеевна.
Испуг несчастной кассирши - жертвы дьявольского эксперимента был так
велик, что она смогла преодолеть чувство к Ложкину и убежать прочь. И по
мере того как она удалялась от часов "полет", в сердце ее поднималась
волна изумления: и что на меня нашло? Так я скоро примусь козлов целовать!
Как следует отдубасив своего мужа, которого давно подозревала в том, что
он скрытый сексуальный маньяк, Матрена Тимофеевна уморилась и потащила
домой соль, а Ложкину приказала купить наконец масло и тут же
возвращаться, если он не хочет попасть на товарищеский суд в качестве
обвиняемого. И еще добавила, что за то, что остался в живых, он должен
быть благодарен чувству любви к нему, что поселилось с недавнего времени в
сердце Матрены Тимофеевны.
Ложкин побрел в магазин, уже ненавидя Минца и всю его затею. Это так
называемая любовь пока что оборачивалась какой-то странной стороной.
Ложкин уже жалел, что согласился на эксперимент. Может, в Москве или в
Париже, где народу бесчисленно, с часами "полет" можно затеряться и
использовать их анонимно. У нас же в Гусляре ты всегда на виду, тебя сразу
застукают или ославят в сплетнях... Что делать? Нет ответа.
Ложкин вошел в гастроном и, к своему ужасу, обнаружил, что перед закрытием
в молочный отдел выстроилась очередь. Все беспокоились, что не успеют
купить продукты до закрытия, ругались и взаимно друг друга ненавидели.
Стоя в дверях, Ложкин подумал, что, видно, наш национальный характер
сформировался под влиянием вечных наших очередей. И потому основными
чертами стал страх, что не хватит, и боязнь не успеть вкупе с ненавистью к
тем, кто стоит впереди тебя. В этом смысле...
Ну что будешь делать? Без масла домой лучше не возвращаться. Убьют. Но и
становиться в хвост очереди тоже нельзя. Не успеешь.
Так что сама судьба снова толкнула Ложкина на использование часов.
Он перевел стрелку на три часа вперед, и в очереди люди стали на него
посматривать. Среди них были знакомые, они-то просто улыбались.
Ложкин еще перевел стрелку вперед - не было времени на улыбки и сюсюканье.
И смело пошел к прилавку.
И тут очередь забыла о том, что ее цель - приобрести молочные продукты.
Люди кинулись к Ложкину, принялись его обнимать, лобзать и в экстазе
валить на пол.
- Мне масло нужно! - кричал Ложкин. - Только масло! Идите вы в
Навигация по страницам: 1 2 3
Все представленные материалы выложены лишь для ознакомления. Для использования их в коммерческих целях свяжитесь с правообладателями.
Яндекс.Метрика