Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Упрямый Марсий
й раз снимут, - философски ответил Минц.Два вида телепортации
Духовой оркестр - слабость Льва Христофоровича Минца. Духовой оркестр в
Великом Гусляре отличный, он получил диплом на конкурсе в Вологде.
По субботам, когда оркестр выступает на открытой эстраде в парке,
профессор Минц откладывает все дела, идет в парк и слушает музыку, которая
напоминает ему времена молодости. Порой к нему присоединяется Саша Грубин
или старик Ложкин, тоже поклонники солидных вальсов и танго об утомленном
солнце.
В ту субботу Минцу с Грубиным не повезло. В городе была небольшая эпидемия
гриппа, из-за чего оркестр временно лишился барабанщика и кларнетиста.
Этих специалистов пришлось позаимствовать в джазовом ансамбле, игравшем
обычно в ресторане "Великий Гусляр". Молодые люди, вторгшиеся в оркестр,
нарушили консервативную традицию, они спешили, сбивали с толку тубу и
литавры, отчего вальс "На сопках Маньчжурии" приобрел оттенок
синкопированного легкомыслия.
Разочарованные ценители отошли от эстрады и присели на голубую скамейку
неподалеку от пивного ларька. Высокие столики для пивохлебов, как
неуважительно называл их старик Ложкин, отделялись от скамейки кустами
сирени.
Минц и Грубин молчали, думали о науке, о смысле жизни и других проблемах,
когда за кустами послышались голоса.
Басовитый, значительный голос произнес:
- Ты пей, Тюпкин, не стесняйся. Сегодня у меня большой день.
- А что, Эдуард, мысль есть или удача пришла?
- Мысль.
За кустами помолчали. Видно, тянули пиво.
- И какая? - раздалось через полминуты. Голос у Тюпкина был негромок и
деликатен.
- Радикальная, - ответил Эдуард. - Задумал я переправлять материю на
расстояние. Скажем, в Саратов.
- Ого, - тихо произнес Грубин.
- Я вас всегда уважал, Эдуард, - сказал Тюпкин, - но такие мысли почти
невероятны.
- Нет преград для смелого полета ума, - ответил скромно Эдуард.
- И собираетесь внедрять? - спросил Тюпкин.
- Дай мне месяц, - ответил Эдуард. - Через месяц я эту проблему расколю,
как грецкий орех. А пока - никому ни слова. Сам понимаешь, вокруг
завистники, недоброжелатели.
- Разумеется, Эдуард, разумеется, - согласился Тюпкин.
Звякнули кружки о столик. Раздались шаги, и уже издалека донесся вопрос
Тюпкина:
- А как я узнаю об успехе вашей идеи?
- Через месяц, на этом же месте, - ответил Эдуард. - В это же время. И я
скажу - удалось или ошибка.
Некоторое время профессор Минц и Грубин сидели в полной растерянности.
Первым пришел в себя Грубин.
- Нет, - сказал он. - Для нашего маленького городка напор гениев
невероятен. Нарушение статистики. И я его не знаю.
- Я тоже не знаю, - сказал Минц. - Не слышал раньше такого голоса. Но дело
не в напоре гениев. Дело в том, что передача материи на расстояние
невозможна.
- Почему? - спросил Грубин.
- Потому что в ином случае я давно бы это изобрел.
Это был аргумент, спорить с которым Грубину было нелегко. Да и не хотел он
спорить. Он глубоко уважал профессора Минца как человека и как мыслителя.
- Но если... - начал он неуверенно.
- Если это возможно, то я изобрету. Хотя бы для того, чтобы доказать
самому себе, что как профессионал в науке я сильнее любого дилетанта. Я
владею методом...
- Но допустим, у него, у Эдуарда, талант?
- Допускаю, - сдержанно сказал профессор и поспешил к дому.
В последующие дни Лев Христофорович буквально пропал. Выбежит утром в
магазин за кефиром и на почту, куда на его имя поступали из Москвы редкие
приборы и транзисторы, и сразу обратно, в кабинет-лабораторию. Если пройти
по коридору, то услышите, как
он ворчит, беседует сам с собой и с невидимыми соперниками.
Так прошло двадцать четыре дня. Все жильцы дома 16 по улице Пушкинской
давно уже знали о причине затворничества профессора - Грубин рассказал.
Все с нетерпением ждали исхода заочной борьбы двух титанов - неведомого
Эдуарда и любимого Льва Христофоровича. Несколько раз Грубин с Удаловым
ходили к пивному ларьку в парке, проводили там вечера, но никого, схожего
с Тюпкиным или Эдуардом, там не встретили. Предположили, что Эдуард тоже
не покидает своей лаборатории.
На двадцать пятый день профессор вышел из кабинета, спустился во двор, где
его соседи играли в домино в лучах заходящего солнца. Игроки замерли при
виде Льва Христофоровича, вглядываясь в его умное усталое лицо.
- Ну и как? - нарушил тишину Удалов.
- Передача предметов на расстояние возможна, - сказал Минц. - Теоретически
возможна.
- А практически?
Профессор вздохнул. Он был самолюбив.
- Еще придется поработать? - спросил Грубин.
- Придется, - сказал профессор. - Пошли ко мне.
Непонятного вида установка стояла посреди комнаты. По обе стороны
вертикальной стойки, опутанной приборами и начерно прикрепленными
печатными схемами, располагались две небольших платформы.
- Вот, - сказал профессор. - Вот то максимальное расстояние, на которое я
могу передать материю. На сегодняшний день...
Он взял со стола бутылку кефира, поставил на одну платформу, включил ток,
нажал несколько кнопок. Раздалось низкое жужжание, и бутылка исчезла с
платформы, тут же возникнув на другой.
Раздались аплодисменты. Грубин и Удалов горячо поздравили профессора с
принципиальным открытием.
- Сегодня метр, - сказал Удалов. - Завтра - на Луну.
- Конечно, так, - согласился Минц. - Но до Саратова нам далеко. Вы,
друзья, не представляете, сколько нужно для этого энергии.
- Значит, и у Эдуарда не получится, - сказал Грубин. - Ведь в данной
ситуации вы, Лев Христофорович, как Аполлон.
- А он Марсий? - Лев Христофорович кинул взгляд на пыльную свирель,
лежавшую на подоконнике. - Нет, я никогда не буду снимать шкуру с
человека, посвятившего себя науке. Даже если он ошибается, даже если он
переоценил свои силы. Пускай дерзает и дальше.
- Я попробую? - спросил Удалов.
- Можно, - сказал профессор. - Вот этот рычаг до нулевой отметки, эту
клавишу не до конца. Ясно?
Удалов подошел к телепортирующей установке, но не удержался, перевел рычаг
за нулевую отметку, а клавишу выжал до отказа.
Бутылка исчезла, но на другую платформочку не выскочила. Вместо этого
послышался глухой удар и возмущенный крик со двора.
Там, облитый кефиром, стоял старик Ложкин и был разгневан.
Пришлось просить прощения, а потом разрешить ему телепортировать свои часы.
- Сделаем рычаг побольше, - сказал Удалов, - уже завтра добьемся ста
метров.
Он не был удивлен и не чувствовал себя виноватым. Он был участником. А
добрый Саша Грубин между тем сбегал за кефиром, чтобы Минцу было что пить
утром.
Напряжение росло. Приближался день, когда к пивному ларьку придет
соперник. Как у него? Саратов или не Саратов? А может, провал?
С одной стороны, хотелось провала, потому что человек слаб, и патриоты из
дома 16 хотели приоритета для своего профессора. С другой стороны,
врожденное чувство справедливости желало успеха неизвестному самоучке и
славы городу в целом.
Ровно через месяц после того, как случайно был подслушан разговор в парке,
Удалов, Грубин и Минц пошли туда вечером. Играл духовой оркестр, играл
хорошо, солидно, барабан и кларнет вышли с бюллетеня. Вечер был теплым,
славным, за пивом стояла очередь. Соседи подошли к крайнему столику. Возле
него нашли небольшого, сутулого человечка, который в одиночестве пил пиво.
- Тюпкин? - спросил Удалов.
- Я - Тюпкин, - сказал тот испуганно. - Но я ни при чем.
- Эдуард придет?
Тюпкин захлопал глазами, но ничего не ответил.
- Не беспокойтесь, - сказал Грубин. - Мы к вам претензий не имеем. Нам
нужен Эдуард. И не столько он, сколько его открытие.
- Не знаю, - пискнул Тюпкин. - Не в курсе.
- Неправда, - сказал Удалов. - Вы ждете Эдуарда, потому что он назначил
вам здесь свидание по поводу его мысли о передаче материи на расстояние. В
частности, в Саратов. А нам любопытно узнать, удалось ли...
И вдруг маленький Тюпкин пригнулся и бросился кустами к эстраде.
Вообще-то не к лицу серьезным людям гоняться по парку за всяким Тюпкиным,
но на этот раз речь шла об открытии мирового значения. Поэтому пришлось
догонять.
Тюпкина настигли на берегу реки, где он пытался спрятаться под скамейку.
- Зря ты так, - сказал Удалов, извлекая человечка. - Ты сознайся и иди
себе на здоровье. Мы зла не имеем.
- Имеете, - возразил Тюпкин, дрожа, словно выкупался в проруби. - Только я
ни при чем. Я так с ним разговаривал. Я вообще его почти не знаю...
- Не так, не так... - поморщился Грубин. - Все по порядку.
- По порядку в милиции спрашивайте, - сказал Тюпкин. - Взяли его сегодня.
Сразу после обеда.
- Как? Такого ученого? - Профессора Минца охватили гнев и жалость к
коллеге. - Где его содержат? Это ошибка! Мы сейчас же освободим!
- Не освободить, - сказал Тюпкин. - Его с поличным взяли. Он как раз со
своего склада материю в Саратов отправлял.
- Со склада... - Удалов нахмурился, потому что начал догадываться о том,
что произошла трагикомическая ошибка.
- Откуда же еще, - сказал Тюпкин. - Он складом заведовал, материю воровал
и на сторону сбывал. Плохой человек, недостойный, но с размахом.
Когда соседи возвращались к дому, оживленно обсуждая события, Грубин
сказал:
- Если с этого Марсия снимут шкуру, я не возражаю. Но свою положительную
роль в науке он сыграл.
- Это точно, - согласился Удалов. - Без подсказки Льву Христофоровичу на
эксперимент не пойти бы.
- Почему? - вдруг обиделся профессор. - Идея витала в воздухе. Из воздуха
я ее и