Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
САПОЖНАЯ МАСТЕРСКАЯ
ботинки. Тогда здесь было шумно, людно, сильно пахло лаком икожей. Сейчас почему-то даже запахи сапожной мастерской куда-то исчезли.
- Таня, - сказал Мирон Иванович, - там на стройке есть сторож. Он
услышит, и будут неприятности.
- Посмотрите на потолок. Видите эти своды? - сказала Таня;
Мирон послушно посмотрел наверх и подумал, что потолок давно пора
покрасить. Он в самом деле был сводчатым, и в плавных линиях его была
неправильность, будто его не выкладывали из кирпичей, а лепили из глины.
- Таня, - сказал Мирон Иванович, - давайте там, в сквере, поговорим.
При ярком свете лампы Таня была куда менее романтичной, чем в
ресторане или на улице. И глаза у нее оказались меньше, чем десять минут
назад. И в движениях девушки была какая-то сухость, точность, словно яркий
свет сорвал с нее вуаль и ограничил ее в пространстве жесткими линиями. И
платье не светилось. Обычное голубое платье.
- Под моими ногами, - сказала Таня, топнув по истертым, крашенным в
шоколадный цвет доскам пола, - на глубине полуметра находится настоящий
пол часовни. Он представляет собой мозаику. Уникальную мозаику конца
четырнадцатого века. Это вам что-нибудь говорит?
- Я ухожу, - сказал Мирон Иванович.
- Сейчас пойдем, не волнуйтесь. Сторож спит. А если снять все эти
слои белил и штукатурки со стен, то вы увидите чудесные фрески,
повествующие о жизни Николая Мирликийского. А почему именно Николая?
- Ума не приложу, - сказал Мирон Иванович, глядя на голубые стены,
покрашенные масляной краской до уровня груди.
- Потому что Николай-угодник - покровитель моряков и
путешественников. А эта часовня была знаменита тем, что именно сюда
приходили те отважные путешественники, что отправлялись в путь из Великого
Гусляра в Сибирь или на Камчатку. Здесь они просили покровительства у
святого. Здесь они проводили последние минуты. Неужели у вас не дрогнуло
сердце?
Мирон Иванович пошел к двери и, выйдя, вкусил свежий ночной воздух,
пропитанный ароматом цветущей липы, закурил, глядя на синее звездное небо.
Ему было грустно, потому что лучше бы он поехал на машине вместе с
директором завода, посидели бы у него, поговорили. Любая романтика не
выдерживает яркого света, сказал он себе. И это очень обидно. Не хватало
еще очередной краеведши, которая решила обольстить архитектора ради
никчемной часовни.
Он услышал, как Таня запирает часовню.
- Давайте я вас провожу домой, - сказал он скучным голосом.
- Лучше я вас провожу, - ответила Таня так, что Мирон Иванович сразу
подчинился и даже обрадовался такому предложению, потому что ему очень
хотелось домой, и он уже боялся, что не успеет выспаться перед завтрашней
рыбалкой.
Они пошли по улице, и Таня шла уверенно, словно знала, где живет
Мирон Иванович. Впрочем, он не удивился бы теперь и этому - в Тане была
очевидная, никак не связанная с романтикой цель, и эта цель была неприятна
Мирону Ивановичу. Он шел на некотором расстоянии от Тани, как бы
подчеркивая, что не испытывает к ней никакого влечения, а если ей и
показалось что-то ранее, то это была ошибка.
- У меня такое впечатление, - сказала Таня, - что я вас не убедила.
- В чем?
- В том, что часовню нельзя сносить.
- Почему нельзя? Потому что вы придумали сказку о мозаичном поле и
каких-то фресках? Я могу такое придумать про любую развалину в этом
городишке.
- Елена Сергеевна еще не все знает об этой часовне, но она уже нашла
документы о ее освящении.
- Елена Сергеевна найдет любые документы, - Мирон Иванович старался
не раздражаться, - потому что ее святая цель превратить Великий Гусляр в
мертвый музей, куда бы приезжали оголтелые туристы, ахали и щелкали
аппаратами.
- Почему же оголтелые?
- Да потому что турист у себя дома живет в нормальном высотном доме,
пользуется водопроводом и ездит по широким улицам. Ему и в голову не
приходит, что здесь тоже живут люди, не менее его склонные к комфорту и
прогрессу.
- Кто вам мешает строить дома не на месте старых, а в стороне?
- А вам известно, Танечка (слово <Танечка> было лишено всякой ласки,
оно было куда официальное нежного - <Таня>), что такое коммуникации? Вам
известно, сколько стоит городское строительство, вы слышали что-нибудь о
транспорте? Знаете что, - наконец-то Мирону Ивановичу удалось распалить
себя справедливым негодованием, - занимайтесь своей генетикой и не мешайте
тем, кто строит вам дома. Если каждый будет лезть в чужие дела, мы ни
черта не сделаем!
- Это не чужое дело, - сказала Таня и чуть улыбнулась при этом. - Это
наше общее дело.
- Если вы намерены читать мне лекцию, можете сэкономить время и
усилия. Я все читал. Я все знаю. Я не меньше вас берегу природу и
культурное наследие. Но нельзя же держаться за это культурное наследие,
как за соску. Мы выросли из колыбели!
- Ах вот вы какой! - сказала Таня заинтересованно. - А на вид
кажетесь мягким, даже растяпой.
- Спасибо.
- Вы знаете, что будет на месте этой часовни?
- Знаю. Стоянка для автомобилей. К тому же мы наконец-то сможем
спрямить улицу.
- А палаты, которые стояли раньше за часовней, вы уже снесли.
- Какие, к черту, палаты? Там стоял барак.
- Не надо мне врать, - сказала Таня учительским голосом. - Вам
удалось их снести, потому что вы вместе с вашими новыми друзьями смогли
доказать, что реставрировать их обойдется дороже, чем построить заново. И
вы победили Елену Сергеевну.
- Вот видите! - сказал Мирон Иванович.
Такая осведомленность девушки была безобразной, потому что решение о
сносе каменных бараков, которые Елена Сергеевна упорно именовала палатами,
не было обнародовано.
- Ну вот и ваш дом, - сказала Татьяна.
Они дошли до трехэтажного типового дома, в котором у Мирона Ивановича
была небольшая квартира. А он и не заметил, как дошли.
- Тогда спокойной ночи, - сказал Мирон Иванович.
- Может, посидим на скамеечке? Или вам уже расхотелось?
- Мне спать пора.
- Чтобы завтра браконьерствовать?
- Не надо громких слов. Завтра мы едем на рыбалку.
- Знаю я эту рыбалку, - сказала Таня и села на скамеечку. - Садитесь.
- Нет.
- Я вам сказала - садитесь! Пока вы надеялись, что будете со мной
целоваться, вы никуда не спешили.
- Пять минут, - сказал Мирон Иванович.
Он сел.
- Знаете что, - сказала Таня, - если вы согласитесь не сносить
часовню, я вас поцелую. Честное слово.
- Дешево цените мою принципиальность, - сказал Мирон Иванович.
- Да поймите же, принципиальный архитектор. Я знаю куда больше вас. Я
знаю, что часовню вы не снесете, мы вам этого не позволим. Я знаю, что вы
не поедете завтра на рыбалку, потому что в шесть утра вам позвонит этот
толстяк - ну как его, заместитель директора, и все отменит.
- Не думайте, что вы меня заинтриговали. - Мирон Иванович в самом
деле не был заинтригован. Он клял себя за слабость - надо было сразу резко
сказать ей - ухожу! - и уйти.
- Я не интригую. Неужели вы думаете, мы будем тратить время и силы,
для того чтобы я сидела с вами на лавочке или гуляла под луной?
- Тогда идите спать.
- Последний раз обращаюсь к вашему разуму - спасите часовню.
- Глупости. Часовня нам мешает. Она никому не нужна. Мы возводим
города будущего, башни из стекла и сборного бетона.
- Я вам гарантирую, что эта часовня переживет ваши шедевры из
сборного бетона, потому что они, в сущности, времянки. Стандартные
времянки, собранные за неимением лучшего. Пройдет совсем немного времени,
и строительство снова станет созданием прекрасного.
- У нас с вами разные вкусы.
- Не сравнивайте, потому что у вас нет никакого вкуса. Откуда быть
вкусу у человека, лишенного корней?
- Все, - сказал Мирон Иванович. - Мне это надоело.
- Если бы вы знали, как вы мне надоели, - сказала девушка. - Ведь
такие убогие люди, как вы, думающие только о сегодняшней выгоде, о том,
чтобы посидеть в ресторане с заказчиком и выполнить план, - это они снесли
в этом городе шесть церквей, гостиные ряды и не счесть сколько старых
домов, созданных людьми, которые знали, что такое красота.
- Зачем же обвинять меня в перегибах тридцатых годов? - удивился
Мирон Иванович. - Это нечестно. Я сам выступал за реставрацию крепостной
башни.
- К счастью, ваше поколение - последние истребители русской культуры.
- Вы надеетесь, что придут другие? Лучше?
- Я убеждена.
- Что ж, подождем, - сказал Мирон Иванович. - Спокойной ночи. - Он не
знал, надо ли прощаться за руку, потом решил, что не надо, кивнул и пошел
к подъезду.
Таня догнала его в дверях.
- Погодите, - сказала она. - Я вам только покажу один снимок.
Надеюсь, это останется между нами.
Она протягивала ему цветную фотографию размером в открытку. В
подъезде было светло, и Мирон Иванович явственно разглядел картинку -
небольшую приземистую белую церквушку, с куполом, двумя узкими
стрельчатыми, в глубоких нишах, окошками и низкой дверью под тяжелым,
будто витым из ветвей порталом.
- И что? - спросил он.
- Это она, - сказала Таня. - Нравится?
Мирон Иванович сразу догадался, что если иначе сделать окна,
восстановить портал да еще восстановить барабан и купол, то из сапожной
мастерской получится памятник архит