Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Книга I
- тебя найдут.. Еще раз прощай. Сергей>.- Вот и все, - сказал Андрей.
- Хорошо, - сказала Лидочка. - Теперь беги.
- Но мы же ни о чем не поговорили!
- Не будь наивным - ты должен успеть пробраться в свой дом. Если
что-нибудь откроется - пускай тебя разбудят там. Понял?
- Хорошо. - Андрей все еще медлил. Переход от невероятной
экстраординарности письма к будничной необходимости бежать, таясь, по
улицам Ялты был слишком резок.
Но Лидочка, отняв письмо и кинув на кровать, уже подталкивала его к
двери.
- Я все уберу. И буду ждать. За меня не беспокойся.
Она отворила входную дверь, и тут Евдокия Матвеевна не выдержала и
окликнула из спальни:
- Это еще что такое? Андрюша уходит?
Андрей успел увидеть, как ее встрепанная голова высунулась из
спальни.
* * *
Чем более Андрей отдалялся от дома Иваницких, тем яснее он понимал,
насколько права была Лидочка, гнавшая его обратно.
Восемь часов. Уже рассвело. Бегут в гимназию первоклашки - веселые,
вот остановились возле воронки на набережной - как интересно! Издали
видно, как они машут руками. Потом спешат к морю, всматриваются вдаль,
ждут, а может, еще один крейсер придет, может, еще раз стрельнет?
Что с ними будет через год, через три года? Неужели страшные
прорицания отчима сбудутся?
<Отчим... как не хочется думать о том, что он лежит в кабинете на
ковре, будто брошенная, никому не нужная вещь. Надо идти в госпиталь и
сказать обо всем Глаше. Для Глаши отчим - это вся жизнь. Что она будет
делать теперь? Доживать в пустом доме? А может, мне, как честному
человеку, надо жениться на Глаше? Лидочка поймет меня, и мы проживем
втроем всю жизнь и будем несчастны... и что за чепуха лезет в голову!>
Андрей быстро шел по улице. Солнце взошло, тени еще были длинными,
лиловыми; желтые и оранжевые листья, устилавшие мостовую и свисавшие с
подпорных стенок, шум просыпающихся домов и дворов создавали ощущение
сказочного города, где все люди должны быть добрыми и деловитыми, как
гномы...
Последний поворот. В животе заныло и стало жарко. Надо будет влезть
снова по откосу - но как поднимешься на подпорную стенку? Придется
возвратиться мимо полицейского. Может, он еще спит? А то надо перелезть
через забор - забор невысок, меньше сажени, но сложен из гладких,
подогнанных друг к дружке плит.
Пока Андрей рассуждал, как проникнуть в дом, полицейский его увидел.
Разминаясь, он как раз шел вдоль ограды навстречу Андрею и был удивлен не
меньше, чем тот, нечаянной встрече.
- Это... - сказал он. - Вы чего? Я думал, вы спите.
- Не спалось, - сказал Андрей как можно естественней. - Встал и пошел
погулять. Утро такое хорошее...
Урядник тоже опомнился.
- А как мимо меня прошел?
- Я через забор, - сказал Андрей, разводя руками. - Чего вас
беспокоить. У вас служба, вы устали, задремали.
- Не дремал я, - твердо ответил урядник. - Муха пролетит - услышу.
- А я издали решил, что задремали, - настаивал Андрей. - Ну, думаю,
чего беспокоить... Вон там перепрыгнул.
- Дело молодое, - согласился полицейский. - Гулял, говоришь?
- Я на набережную спустился, кофе попил, - сказал Андрей. -
Готовить-то мне некогда. А вы, если хотите, поставьте себе самовар.
Тут он понял, что они стоят посреди улицы. И Андрей, обогнув
полицейского, пошел наверх. Тот вздохнул и затопал сзади.
- Чаю можно, - сказал он. - Я еще яблочек сорву, если не возражаете.
Ведь ясное дело - пропадут. Кто их собирать будет?
Они подошли к калитке. Дом был освещен утренним солнцем, входная
дверь приоткрыта. Сейчас выйдет Глаша... воскликнет: <Андрю-ю-юша
приехал!>, а потом на пороге появится Сергей Серафимович с длинной трубкой
в зубах...
- Слухай, - сказал полицейский. - А с курями что делать?
- С какими курями?
- А в сарае куры. Их кормить надоть. И яйца несут, понимаешь?
- Возьмите их себе, - сказал Андрей.
- Нет, - сказал полицейский, хотя предложение его заинтересовало. -
Может, хозяйка вернется.
- Давайте так сделаем, - сказал Андрей, - вы яйца себе возьмите. А
кур кормите.
- Добре. Я жинке кажу. Она пока за яичками приходить будет, заодно и
корму курям задаст.
- Спасибо, - сказал Андрей, - большое спасибо.
Он пошел к дому. По дороге сорвал длинное яблоко. Оно было налито
янтарным соком.
Ступить в дверь, за которой таилась неведомая полицейскому смерть,
было трудно. Андрей понял, что не может даже откусить от яблока, настолько
все в нем окаменело. Урядник стоял за спиной и тяжело дышал, словно
переваривал какой-то трудный вопрос. Не дожидаясь вопроса, Андрей вошел в
тишину, погрузился в запах бедствия.
Он прошел к себе в комнату. Кровать была смята, простыни не было,
зато на пододеяльнике Андрей сразу увидел следы крови - видно, в темноте
задел да не заметил. Он стащил с кровати пододеяльник, спрятал его в шкаф,
затем аккуратно застелил кровать одеялом.
Возясь с кроватью, Андрей все время прислушивался к шорохам дома - он
понимал, что надо подняться наверх и посмотреть на отчима, как он там,
один... как будто тот спит и требует внимания.
Андрей за те минуты ни разу не вспомнил ни о портсигаре, ни о письме.
То осталось у Лидочки - здесь были другие тревоги.
Сквозь усиливающийся шум утра Андрей вдруг услышал, как к дому кто-то
подъехал. Может, смена полицейскому? Хорошо бы смена - Андрею надо
подняться наверх, а потом бежать в больницу и рассказать Глаше о том, что
с отчимом, раньше, чем успеют другие...
В коридоре простучали короткие уверенные шаги. Замерли у двери
Андрея. Раздался стук, и тут же дверь растворилась. На пороге стоял
следователь Вревский.
- Доброе утро, - сказал он, - как почивали?
- Спасибо, - сказал Андрей. - Хорошо.
- Вас ничего не беспокоило ночью?
- Что должно было меня беспокоить?
- Вы никуда не выходили ночью?
- Простите, это допрос? - спросил Андрей.
- Нет, я интересуюсь вашим времяпровождением, - сказал Вревский,
скулы его играли и челюсти двигались, будто он дожевывал нечто крепкое.
Маленькие глаза смотрели в упор.
- Я спал, - сказал Андрей, - потом утром ходил вниз, пил кофе.
Вернулся...
- Если вы не возражаете, - сказал Вревский так, что ясно было -
возражения Андрея он в расчет не возьмет, - я попросил бы вас сопровождать
меня в одно место.
- В какое?
- Вы узнаете по прибытии.
- Простите, но я не обвиняемый.
- Я вас ни в чем не обвиняю. Но в интересах следствия вы должны
немедленно следовать со мной.
И он отступил в коридор, пропуская Андрея.
Сначала Андрей подумал было, что Вревскому уже известно о смерти
отчима и он играет с Андреем, как кошка с мышкой. Они вышли в коридор,
Андрей ждал приказа подняться на второй этаж, но Вревский даже не
посмотрел наверх.
У калитки стояла пролетка. На козлах сидел полицейский.
- Очень трудно без автомобиля, - вдруг сказал Вревский. - В Киеве у
меня автомобиль.
Андрей сел рядом с Вревским. Главное - понять, куда они повернут.
Если к Иваницким - значит, его выследили ночью. Если прямо - к
полицейскому управлению или суду, - значит, поймали убийц...
Пролетка повернула налево.
Куда же? - не сразу сообразил Андрей.
- Что-то случилось с Глашей? - догадался он наконец. - Ей хуже?
- Почему вы так решили? - Вревский впился глазами в Андрея.
- Ответьте на вопрос! - возмутился Андрей.
- Сейчас приедем, посмотрим. - Вревский отвел взгляд.
Пролетка подъехала к Николаевской больнице. У правого крыла,
приспособленного под госпиталь, стояла большая синяя фура, и санитары
вытаскивали из нее носилки с перевязанными солдатами.
Пролетка въехала в открытые ворота больницы, и тут Андрей испытал
великое облегчение: она не свернула к главному корпусу, где лежала Глаша,
а поехала по дорожке, огибая правое крыло больницы, и замерла у
одноэтажного флигеля с узкими окнами.
- Прошу, - сказал Вревский.
Что здесь может быть? Может, приемный покой? Вряд ли здесь держат
арестантов.
В темном коротком коридоре невыносимо пахло карболкой и чем-то еще,
неживым, удушающим. Стены коридора были покрашены в коричневую краску, и
потому, когда открылась дверь и Андрей шагнул в зал, там показалось
особенно светло оттого, что стены были выложены белым кафелем, а сверху
светили сильные лампы без абажуров, хоть снаружи было солнечное утро.
В зале параллельно друг другу стояли три больших стола. Один был пуст
и была видна его блестящая металлическая поверхность. На втором лежал труп
молодого мужчины - его грязные ступни Андрей видел словно под
увеличительным стеклом. У мужчины была взрезана грудная клетка, и два
человека в белых, измазанных кровью халатах, которые что-то рассматривали
внутри нее, подняли головы при звуке шагов.
На третьем столе лежала фигура, покрытая несвежей простыней. Вревский
опередил замершего в дверях Андрея и резким театральным движением
фокусника отдернул край простыни.
Андрею потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно убедиться в
том, что он смотрит на Глашу.
Бинты с ее лица были сняты, и Андрей увидел синюю вспухшую ссадину,
что начиналась на круглом лбу, рассекала заплывший, невнятный, как нарыв,
глаз и тянулась до уг