Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Книга III
жественного греческого и турецкого населения, оказались обещающими, ноне более. А хотелось сокровищ, статуй и свитков. Вместо того чтобы укрепить
средствами экспедицию Успенского, Московский университет, вечно соперничавший со
столичным, прислал свою экспедицию - авдеевскую, снабженную лучше, чем
петроградская, так как в последний момент княгине Ольге удалось заручиться
поддержкой мецената и подрядчика Георгия Метревели, который желал, чтобы
археологи обязательно нашли в Трапезунде что-нибудь древнегрузинское.
Авдеев мог, не кривя душой, обещать меценату, что его пожелания будут выполнены.
Для этого были основания: во время дворцового переворота в Византии,
случившегося в 1185 году, был свергнут и зверски замучен император Андроник. Как
и положено в византийских переворотах, победители поспешили убить или ослепить
всех близких родственников свергнутого императора, так как опасались
соперничества и мести. Особенно жестоко принято было расправляться с мальчиками
- возможными наследниками. Так что двум маленьким внукам Андроника - Алексею и
Давиду была уготована ужасная судьба.
И вот таинственным образом два мальчика исчезли из Константинополя. И объявились
вскоре при дворе грузинской царицы Тамары, которая приходилась им родственницей.
Факт родственных связей известен всем летописцам и современникам царицы, но в
чем они выражались, летописцы не сочли нужным сказать.
Византийские царевичи, законные наследники трона, росли в Тбилиси, играли со
своими грузинскими сверстниками, называли царицу Тамару "тетей" (что отражено и
в документах) и стали, пожалуй, больше грузинами, чем византийцами.
Неизвестно, как бы сложилась их дальнейшая судьба, потому что Грузия, хоть и
была в те годы могучим и процветающим царством, сражаться с самой Византией -
хоть и одряхлевшей, но могучей мировой империей, не могла.
Алексей и Давид оставались козырем в грузинской политике, но козырем, спрятанным
в рукаве - показывать их пока было некому.
Но тут произошла катастрофа. Очередной, четвертый крестовый поход, в который
собралось рыцарство всей Западной Европы, вместо того чтобы освобождать от
неверных Иерусалим, направил все свои силы против Константинополя. Византийцы не
были готовы к такому коварству, и потому объединенная армия крестоносцев взяла
штурмом Константинополь и свергла императора, отчего империя рассыпалась на ряд
независимых владений.
Вот тут и наступил звездный час царицы Тамары.
Она собрала армию и послала ее на запад вдоль южного берега Черного моря,
покоряя византийские гарнизоны и громя губернаторов. В ее армии скакали бок о
бок два молодых отважных грузинских рыцаря - два наследника византийской короны.
Когда успешный поход грузинской армии завершился, Тамара не только отомстила
византийцам за смерть Андроника, но и выкроила для своих воспитанников обширные
земли по южному берегу Черного моря с центром в Трапезунде.
Там Давид и Алексей были коронованы императорами Трапезундской империи, а их
потомки правили Трапезундом четверть тысячелетия, несмотря на то, что все эти
годы небольшая империя находилась в полукольце врагов. Но умелая и хитрая
политика императоров, сила многонациональной торговой элиты Трапезунда, сложные
и конфликтующие интересы соседей - все это позволяло Трапезунду сохранять
независимость, а жителям его торговать, рыбачить, пахать землю, строить дворцы и
церкви, писать книги, петь песни...
- Я освобождаю туалет, - сообщил торжественно Россинский, обладавший чувством
юмора висельника. - Вам не кажется, коллега, что еще в прошлом году там кто-то
забыл дохлую крысу?
- Мстислав Аполлинарьевич, неужели нельзя обойтись без таких шуток? - взмолился
Андрей.
- Для вашего юного возраста вы слишком впечатлительны. А может, в прошлом году
"Измаил" перевозил сыр? Вы читали повесть Джерома Клапки Джерома "Трое в одной
лодке"?
Андрей с сожалением оторвался от лицезрения бухты. С лодок, подошедших к высоким
бортам транспорта, неслись крики: торговцы предлагали все - от сувениров и
лепешек до женщин.
Через полчаса археологи в последний раз собрались за завтраком вокруг своего
стола, обычно отмеченного присутствием капитана транспорта, капитана второго
ранга Белозерского, старика с расчесанной надвое седой бородой, орла времен
защиты Севастополя, который не смог отсиживаться в своем имении в годину
испытаний и вернулся из запаса к действительной службе.
На этот раз капитан был занят разгрузкой.
Авдеев обвел строгим взором свою немногочисленную компанию - супругу княгиню
Ольгу, палеографа Мстислава Аполлинарьевича Россинского, отличного специалиста,
но невыносимого остряка, а также фотографа Тему Карася, хромого родственника
княгини Ольги, которого та пристроила в экспедицию, и никто, кроме самого
Карася, не знал, умеет ли он фотографировать или намерен сбежать через Турцию в
Египет и греться там на солнце. Наконец, взгляд Авдеева остановился на самом
молодом участнике похода - Андрее Берестове. Именно к нему оказались обращены
слова речи профессора:
- Мы вступаем на древнюю землю, которая должна наградить нас славой или
бесчестием. И это касается не только меня.
Тут профессор замолчал и растерянно поглядел на супругу, будто она забыла
положить ему в карман отпечатанную на "ремингтоне" торжественную речь.
- В конце концов! - воскликнул профессор после паузы. - Неужели каждому из вас
неясно? Это наша святая земля - это наш Иерусалим.
Почему-то все стали улыбаться, словно профессор сморозил глупость. Только Андрей
не улыбался. Он понял профессора и разделил его высокое чувство.
***
Все гостиницы пыльного Трапезунда были переполнены русскими офицерами,
прибывшими по различным делам, а также коммивояжерами и откомандированными
Земского Союза, Союза городов, благотворительных ведомств и закупочных
организаций. Грабить в Трапезунде было нечего - а если что и было, то исчезло
уже год назад. Теперь все торговали или занимались контрабандой. Начиналось
второе лето русской оккупации, город привык к этой неестественной жизни, будто
всегда находился в ближнем тылу российской армии.
Приезжие офицеры роптали ввиду невозможности попасть в гостиницу. Все места были
заняты нуворишами, распухшими от поставок и спекуляции армейским добром.
Успенский не пришел встречать экспедицию Авдеева, а прислал одного из своих
сотрудников, голубоглазого блондина лет двадцати пяти, Ивана Ивановича. Фамилию
свою этот человек, похожий на гимназиста, проведшего лет десять в выпускном
классе и забывшего побриться, произнес столь неразборчиво, что никто ее не
понял. Он и сообщил, что экспедиция Успенского вот уже вторую неделю занята на
раскопках храма Златоглавой Богородицы и профессор Успенский не может
отлучиться.
- Естественно, - проворчал Авдеев, - я иного и не ожидал. Скажите мне, молодой
человек, а обеспечена ли наша экспедиция жильем, как я просил профессора
Успенского два месяца назад?
- Вы и не представляете, - ответил Иван Иванович, не зная, куда спрятать
громадные корявые кисти рук, вылезавшие из обтрепанных бахромой рукавов
гимназической куртки. - Комнаты достаются с боем, как добыча на войне.
- И вам добыча не досталась?
Иван Иванович, которого вскоре Россинский прозвал "крестьянским сыном", развел
своими ручищами-лопатами, признавая поражение.
- И где же мы будем жить? - спросил заинтересованно Авдеев.
Иван Иванович оглядел многочисленные свертки, ящики и сундуки московской
экспедиции, вздохнул по-бабьи и произнес робким басом:
- А у меня комнатка-то маленькая.
С этого момента начала действовать княгиня Ольга. Она раздобыла какого-то
возчика, забрала мужа и, оставив прочих сторожить вещи, отправилась к коменданту
города.
Долгое ожидание, сопровождаемое попытками нападения на багаж грязных местных
мальчишек, с которыми криками объяснялся Иван Иванович, было окрашено лишь
рассказом добродушного крестьянского сына об особенностях археологической
экспедиции в прифронтовой полосе.
Никому эта экспедиция не была нужна, тем более после революции, когда
Археологическое общество лишилось высоких покровителей, а надежда на то, что
Трапезунд и все эти края навечно вошли в состав России, в последние месяцы
подтачивалась множеством тревожных слухов, сильным разложением армии и такой
продажностью всех чинов, о какой в самой России и не подозревали. В Трапезунде
царил пир во время чумы, причем пировали кому не лень и все за казенные деньги.
Передовые части, что держали позиции на горах за Трапезундом, никак не желали
оставаться в окопах и митинговали, бросая посты. И лишь крайнее нежелание самих
турок воевать спасало русское воинство от полного потопления в Черном море.
Профессор Успенский, глава экспедиции и большой авторитет в византиеведении,
предпочитал изучать рукописи и надписи на стенах бывших церквей, чем копаться в
пыли в поисках черепков. По возвращении из Трапезунда Успенский был намерен
выпустить ряд статей о различных памятниках того края, а также монографию по
истории Трапезундской империи. Под стать Успенскому были и его сотрудники,
готовые часами нюхать пыль манускриптов и обозревать порталы храмов, но
неспособные взять в руки лопату, кисточку или скальпель.
Иван Иванович, вполне привыкший к странностям жизни в Трапезунде военного
времени, ничего не понимал в наконечниках стрел и черепках, зато был
специалистом по фресковой живописи средневековой Византии. Помимо этого он
оказался и знатоком жизни вообще - пока они беседова