Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Книга III
и напился. Греки заговорили между собой, конечно об Андрее.Андрей достал платок, вытер руки, греки снова заговорили, потом засмеялись, и
Андрей почувствовал в голосах и смехе недоброжелательство. Один из парней даже
сделал движение в его сторону, но незавершенное и в то же время оскорбительное.
Смех послышался и со стороны столиков у края площади, где сидели греки постарше.
Андрей не мог ответить и понимал, что отвечать нельзя. Он пошел дальше. Он
завернул за угол. В первом доме был большой мануфактурный магазин - узкая дверь,
по обе стороны которой громоздились колонны, сложенные из рулонов тканей, вела в
темное прохладное чрево - оттуда выбежал молодой приказчик с аршином в руке и
затараторил на смеси греческого и русского языков. Андрей не стал оборачиваться,
и в спину ему полетело ругательство - атмосфера недоброты окружала
освободителей, исчерпавших свою благородную миссию.
Вывеска "Луксор" висела поперек тротуара. Красные буквы были обрамлены цветами и
стеблями папируса. Дверь была раскрыта - инвалид на деревянной ноге,
подпрыгивая, выметал изнутри сор.
Маркизы на окнах были спущены, и вид у "Луксора" был крымский, будто Андрей уже
видел это кафе на набережной Ялты.
Но когда он вошел и зазвенели длинные бисерные гирлянды, что заменяли внутреннюю
дверь, он сразу осознал разницу.
Столики в большом и низком зале располагались полукругом, оставляя в центре
место для невысокой эстрады. По обе стороны ее тянулись длинные стойки баров,
задние стенки которых были стеклянными, как стеклянным оказался и потолок, с
которого свисали погашенные сейчас люстры. Один из баров был темен, а над вторым
горела цепочка разноцветных электрических лампочек, которые, отражаясь
многократно в стойке и на потолке, придавали всему залу атмосферу детского
рождественского праздника.
Эта мирная семейная атмосфера несколько дисгармонировала с девушками, что сидели
на высоких круглых табуретах вдоль стойки. Двоих из них Андрей узнал по
вестибюлю "Галаты", другие были ему незнакомы. Девушки лениво перекидывались
словами. Были они большей частью полными брюнетками и почти все одеты в подобие
матросских костюмов с короткими черными юбками, а их толстые ноги были обтянуты
тонкими фильдеперсовыми чулками.
Посетителей в кафе не было, если не считать военлета с рукой на черной перевязи,
который вошел как раз перед Андреем и громко, как и положено завсегдатаю,
воскликнул:
- Сливовицы и содовой! На полусогнутых!
Буфетчица - полная, но крепкая девица тоже в матросском костюме, с высокой
грудью и мускулистыми руками, тут же откликнулась:
- Хватит тебе, штабс-капитан.
- Нет, не хватит, Русико! - возразил штабс-капитан Васильев. - В меня еще
вмещается.
Он увидел стоящего в нерешительности Андрея и сказал ему как старому знакомому:
- Берестов, не стойте бараном - закажите что-нибудь и девицу, если вы любите
этим заниматься с утра.
Буфетчица вышла из-за стойки, принесла военлету подносик, на котором стояла
высокая рюмка сливовицы и вспотевший стакан содовой.
Васильев попытался ущипнуть Русико за крепкую ногу, но та была готова к этому и
увернулась.
- Отстань, - сказала она, - какой из тебя кавалер. Сегодня за чей счет пьешь?
- За счет государства, - сказал военлет и достал из кармана очень широких галифе
целую пачку красненьких. Тут же спрятал их и неприятно засмеялся.
- Садитесь ко мне, Берестов, - сказал он. - Помните, я вас в Ялте встретил - еще
червонец у вас стрельнул. Помните? Вы тогда попались или потом попались?
- Простите, господин Васильев, - сказал Андрей. - У меня здесь встреча.
- Смотри-ка, вспомнил, - ухмыльнулся военлет. - Но долг сегодня отдать не могу,
екскьюзе муа. В следующий раз.
- Платить будешь? - спросила буфетчица, которая далеко не отходила, но каким-то
таинственным образом у нее в руке возник листок бумаги. - Вот твой счет за этот
месяц, - сказала она.
- Что удивительно, - сказал Васильев, игнорируя счет, - она же грузинка. И на
такой позорной работе. Нация рыцарей, нация цариц - и вдруг буфетчица в борделе.
- Платить будешь? - спросила Русико. Васильев отрицательно покачал головой.
Русико сказала Андрею:
- А вы посидите там в сторонке, сейчас мадам придет.
Андрей послушно отошел и вовремя, потому что по знаку Русико приковылял инвалид
на деревянной ноге. Шел он без костыля, уверенно, но медленно - Андрей сразу
увидел, какие у него могучие, длинные, почти до земли, руки.
Русико заговорила с инвалидом на непонятном Андрею языке.
Тот медленно, не глядя Васильеву в глаза, двинулся к летчику.
Васильев одним глотком выпил сливовицу, неожиданно схватил рукой, что была на
перевязи, стул и стал отступать к выходу.
Инвалид шел к нему, будто ему было все равно - человек это или дерево - как
будто какая-то сила наставила на путь заводную игрушку и та следовала приказу.
Васильев убежал бы из "Луксора", но одна из девиц в матроске так быстро и ловко
успела оказаться сзади военлета и подставить ему ножку, что тот пошатнулся и в
этот же момент инвалид настиг его и толкнул в грудь так, что Васильев упал.
Девицы - и те, что сидели за стойкой, и те, что были за столиками, - во главе с
Русико кинулись на поверженного военлета - тот отбивался, ругался, кричал, что
ему щекотно, что ему яйца оторвут, причитал, будто деньги не его, а казенные, на
покупку гидроплана - и Андрей, думавший было, что надо выручать офицера, вдруг
понял, что он наблюдает нечто вроде игры.
Васильев урчал, девицы визжали, Андрей хотел уйти, и надо было уйти, но зрелище
девиц, заголяющихся бесстыдно и ползающих по военлету, притягивало своим срамом.
- Господин Берестов, давайте отойдем, - услышал он женский голос. Голос был
глубокий, хрипловатый и в то же время легкий, слова давались владелице голоса
без всякого труда - они сами формировались глубоко в ее гортани и выплескивались
наружу. Приятно было слышать этот рокот, а Андрей его уже слышал - это был голос
Глаши, чуть более низкий, но похожий по тембру и богатству.
Андрей обернулся, ожидая увидеть Глашу либо человека, на нее очень похожего, но
увидел вчерашнюю танцовщицу - хотя узнал ее не сразу - вчера вечером ее лицо
было грубо и ярко загримировано.
Аспасия была вовсе не похожа на Глашу. Если в Глаше все было скромно, скрыто,
как бы в полутонах, несмотря на яркость голубых глаз и рыжеватых волос, то
Аспасия была как знамя под ветром. Она оглушала и ослепляла с первого мгновения
и потому, наверное, она предпочитала открыть обозрению в танце свой живот и
руки, но не лицо - именно в ее лице и таился главный непреодолимый соблазн -
совершенство ее лица было совершенством дикой человеческой самки, олицетворением
тех особенностей женского лица, что тут же вызывало в скрытой подавленной
похотливости монаха крик: "На костер ее, она ведьма!" Такие женщины редко
доживают жизнь до конца спокойно - их убивают, как убили сестру Аспасии -
Кармен.
Нос Аспасии был невелик и имел маленькую горбинку, а ноздри были раздуты и живы,
как у лани, ищущей запах волка, губы были слишком полны, почти негритянские, но
цвет их был настолько нежно-розовым, а подбородочек, чуть выдающийся вперед,
являл собой такое совершенство округлой линии, что мысль о недостатках лица
просто не приходила в голову.
И несмотря на то, что Аспасия выглядела более чем скромно - ее чуть вьющиеся,
цвета воронова крыла волосы были забраны в узел на затылке, ни глаза, ни губы,
ни щеки не накрашены, простое домашнее, дневное, правда, недешевое на вид серое
платье с длинными рукавами и кружевным воротничком закрывало до половины шею. Но
эти попытки придать себе вид скромницы сокрушительно проваливались - попытка
скромности еще более возбуждала желание.
- Простите, господин Берестов, - сказала Аспасия, - за такой беспорядок.
Она подняла руку, и рука нерешительно повисла в воздухе - и тут Андрей понял,
что не только его внимание было приковано к ее чрезвычайно тонким пальцам, но и
внимание всех присутствующих - включая одноногого инвалида и военлета Васильева,
выбравшегося из-под груды женских тел.
- Васильев, - сказала Аспасия, без попытки быть хотя бы вежливой, - чтобы я вас
не видела здесь в течение недели.
- Ася! - возопил военлет. - Аспасия! Я не выживу.
Он потянулся было к ее руке, но рука быстро отошла в сторону, и Васильев
схватился за спинку стула, чтобы удержать равновесие.
Госпожа Аспасия Теофилато крепко взяла Андрея пальцами за локоть и повела к
чистому столику чуть в стороне от стойки.
Васильев, бормоча что-то, ретировался, девицы вернулись к стойке, Русико, не
ожидая приказа, принесла и поставила на стол две рюмки коньяка и чашечки кофе,
сваренного именно к тому моменту, когда он понадобился Аспасии.
Андрей понимал, что Аспасия не может быть такой же продажной женщиной, как
остальные обитательницы этого заведения, но она не была здесь и случайным
человеком - иначе почему она танцевала танец живота в "Галате"? Рассуждая так,
Андрей не мог не любоваться Аспасией, хотя старался делать это не очевидно,
чтобы не дать повода укорить себя в невоспитанности. Хотя слово "любование" вряд
ли передает чувства, с которыми мужчины смотрели на Аспасию - скорее, это
называлось вожделением, но Андрею в тот момент было не до анализа собственных
чувств.
- Простите, я так плохо выгляжу, - сказала Аспасия, ответив на взгляд Андрея.
- Ну что вы...
- Только, пожалуйста, не говорите мне комплиментов. Вы знаете - я фаталистка и
не исключаю