Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Книга III
им в разведке делать нечего, решил Андрей. Он тожеостался недоволен показаниями Андрея, будто ждал точного адреса, чтобы нагрянуть
туда с пулеметами и пушками. Иван крестьянский сын заявился, когда остальные
разошлись. И сказал:
- У вас, очевидно, есть причины молчать о том, где вы были и кто вас мучил. Но
учтите, что здесь никто вам не поверил. И я тоже не поверю. Хотя бы потому, что
человек, который умудрился посреди бела дня уйти из дома, где его держали, и не
заметить, что это был за дом - отличается отвратительной наблюдательностью.
- Я отличаюсь отвратительной наблюдательностью.
- А я уверен, что вы были в руках Гюндюза. И он вас отпустил? О чем это говорит?
- О чем?
- О том, что Гюндюз никогда никого не отпускает живым. Так что вам есть о чем
подумать, невинный археолог Берестов.
ЛЕТО 1917 г.
Андрею досталась полуразрушенная башня цитадели, второй этаж которой некогда был
придворной церковью первых Комнинов, а внизу, по мнению Успенского, похоронили
императоров Алексея и Давида - рыцарей, проведших жизнь в войнах и не
преисполнившихся гордыней. Все большие храмы Трапезунда - создание их потомков,
которым достался более установленный быт и порядок.
Предположение Успенского так и не было доказано - Он лишь исследовал фреску,
сохранившуюся на внутренней стене башни, и со свойственной ему виртуозностью,
привлекая на помощь свидетельства десятков средневековых авторов, фресок и
книжных миниатюр, доказал, что две центральные фигуры на фреске в силу длинных
цепочек, ниспадающих с венца к плечам, носят либо титулы императоров, либо
севастократоров, что несомненно подтверждает гипотезу о захоронении
трапезундских императоров именно здесь, а не во дворе храма Златоглавой
Богородицы.
Летом 1917 года Успенский и его группа были заняты раскопками в храме святого
Евгения, которого Успенский полагал патроном Трапезунда. Профессор мечтал
отыскать в храме погребение самого святого, считая, что такая удача оставила бы
куда больший след в науке, чем гробницы греко-грузинских императоров.
Авдеев занялся дворцом Комнинов, питая тайную надежду отыскать библиотеку
императоров, о которой много говорили средневековые летописцы. Везде по цитадели
были видны следы начатых и оставленных вскоре раскопок Успенского. Ямы затянуло
грязью и засыпало пылью, а кое-где их сровняли солдаты, так как траншеи и ямы
мешали интендантам, что заняли цитадель своими складами, депо и мастерскими, а в
пригодных для жилья строениях оборудовали конторы.
Неудивительно, что к новому нашествию археологов хозяева цитадели отнеслись
отрицательно, и тут авторитет подполковника Метелкина был не столь велик, как
среди жуликов и контрабандистов. Так что мадам Авдеевой пришлось пустить в ход
все свое тяжеловесное обаяние, а Авдееву - московский гонор, чтобы интенданты
смилостивились над непонятными им существами. Археологи привели с собой в
цитадель греческих землекопов, чем генерал-майор Ломейко, комендант Трапезунда,
был недоволен. Авдеев предложил использовать в качестве рабочих русских солдат и
платить им за это, но эта идея вызвала у Ломейко возражения.
- Господин профессор, - сказал он, - наша держава находится в состоянии тяжелой
войны. Я не знаю и знать не хочу, почему ваши спутники не держат в руках
винтовку... - тут генерал сделал паузу, надеясь, может быть, что Авдеев со своими
сотрудниками изъявит желание пойти на фронт добровольцами, но ответа не дождался
и закончил свою мысль так: - Но мои солдаты, все до единого, нужны на своих
боевых постах.
Генерал Ломейко был стар, бугрист и неуверен в движениях. Он сам уже не воровал
и не мог контролировать подчиненных, поэтому был им удобен и даже любим.
В конце концов все, разумеется, уладилось, греческие землекопы начали лениво
махать лопатами и кирками, а среди населения города распространилась уверенность
в том, что горластый профессор из Москвы ищет сокровища императора, потому что
купил секретную карту.
Рабочих у Андрея было всего трое, они проявляли рвение лишь первые два часа, по
холодку, но как только воздух прогревался, укладывали инструменты на землю и шли
пить кофе и ничто не могло заставить их вернуться раньше трех часов пополудни.
Андрей, впрочем, и не возражал против ухода рабочих. Он оставался один в тишине
и мог не спеша рассмотреть углубившуюся траншею, проверить, не вылезает ли из ее
серой стены наконечник стрелы или обломок сосуда, разобрать кучу породы -
тяжелой, перемешанной с камнями, и выудить из нее все интересное - работы как
раз хватало до обеда. Потом он спускался вниз, в небольшую кофейню. Там уже
наладились какие-то знакомства, и Андрей с улыбкой отвечал на дежурные вопросы,
нашел ли господин доктор свой клад? Попытки его объяснить даже наиболее
интеллигентным офицерам, что его интересует не клад, а само знание, вызывали
усмешки.
Порой к нему подсаживался тот или иной старожил и объяснял, что Андрей ищет клад
неправильно, и даже находились люди, готовые за долю в находке нарисовать план,
где нужно искать.
Нижний этаж башни был завален спекшейся смесью земли и камней - когда-то сверху
рухнула кровля, потом перекрытие второго этажа, а через пролом в стене набралось
за столетия немало земли и пыли. И все это было сцементировано так, что впору
взрывать. Так что землекопы вгрызались в завал медленно и за три недели прошли
чуть больше аршина.
Находки также были не очень интересны, потому что истинный пол церкви находился
на неизвестной глубине под завалом, пройти который еще предстояло. И все же но
мере того, как продвигалась работа, все чаще встречались наконечники стрел и
обломки оружия, даже каменные ядра от катапульт - следы осад и сражений у
цитадели, на стене, очищенной от породы, проявился верх фрески, относившейся к
первому этажу церкви - там были видны летящие серафимы и облака.
Башня защищала от солнца и порывов яростного горячего ветра, скатывавшегося с
гор. Особой осторожности работы пока не требовали - Андрей и не ждал находок, а
греки, будучи христианами, и в святом месте копали осторожно.
В июне началось генеральное наступление на всех фронтах - отчаянная авантюра
Временного правительства. Разумеется, готовилось оно и в Трапезунде, вернее, на
позициях к югу и западу от него, видных в пролом башенной стены. Там, за холмом
Митры, на месте святилища римского времени иногда вспыхивали белые облачка - шла
артиллерийская дуэль с турецкими батареями.
В городе было оживление - все время приплывали подкрепления, но снабжение их
было из рук вон плохим и настроение солдат тоже оставляло желать лучшего.
Запоздалые газеты приносили из России тревожные слухи: в стране шла грызня -
ссорились политики, все твердили, что необходимо немедленно вытащить Россию из
пропасти, в которой она находится, пора, наконец, прекратить говорильню, иначе
найдутся антинародные силы, которые будут действовать именно от имени народа.
Они придут к власти, и тогда будет плохо всем, в первую очередь самому народу,
не говоря уж о состоятельных классах общества. Если мы не хотим анархии,
необходимо взяться за дело!
Поручик Митин иногда приходил к Андрею в башню на раскопки. Андрей устраивал
перекур и усаживался рядом с ним в проломе башни. Они глядели в сторону гор, на
святилище Митры, где изредка поднимались белые ватные разрывы. Поручик желал,
чтобы наступление провалилось, чтобы Россия заключила сепаратный мир с
Германией, потому что, если этого не сделать, будет следующая вспышка революции,
когда поднимутся все темные рабские массы России и сметут все, что посмеет
встать на пути. Андрей не соглашался с новым приятелем, потому что полагал, что
в России есть немало здоровых демократических сил, которые еще не сказали
последнего слова.
- Вы не знаете русского народа! - горячился Андрей, которому в те моменты
казалось, что он разделяет мысли и чаяния русского народа - он вспоминал лица
встретившихся ему на жизненном пути добрых солдат или мастеровых, вспомнил и
Глашу, и Марию Павловну, потому что они тоже были представительницами русского
народа. - Наш народ переболеет болезнью роста. Да, это нелегкая болезнь, но
ростки справедливости, побеги демократии, живущие в русской крестьянской
общине, - все это дает нам надежды...
К согласию спорщики не приходили, что, впрочем, не мешало им оставаться добрыми
приятелями, будто бы оказавшимися случайно на водах или на морском курорте и
соединенных взаимной симпатией, которая завершится на вокзале в день разъезда.
***
Ни одна душа не обращала на Андрея внимания. Никто не нападал на него в темных
переулках, никто не старался проникнуть в его номер, никто не стрелял в него -
жизнь сразу потускнела и стала такой же, как жизнь археолога в Вологодской
губернии.
На третий или четвертый день после освобождения из подвала турецкого дома Андрей
возвращался с раскопок крытым базаром. Во-первых, эта дорога была прохладнее,
чем проход по улицам, во-вторых, Андрею всегда было интересно бродить
полутемными проходами базара, мимо многочисленных лавочек и магазинов, где с
перегородок свисали роскошные ковры, в полутьме лавочек поблескивали надраенные
медные кувшины и чеканные блюда, где громоздились штуки ситца и шелка...
Прямо на базаре, на главной его улице, Андрей нос к носу столкнулся со своим
мучителем, загадочным и могучим главой турецкого клана контрабандистов
господином Гюндюзом. Сердце Андрея вздрогнуло. Это было слишком обыкновенно -
словно господин Гюндюз не мог существовать в дневном Трапезунде, а был лишь
порождени