Кир Булычёв: Электронная Библиотека

Произведения Кира Булычёва

Роман "Река Хронос"

Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73

Книга III

на нем поддерживало большевиков. Но это совсем не означало, что за
большевиками большинство в стране, тем более подавляющее большинство. И
меньшевики, а также социалисты-революционеры, которые были в меньшинстве, вовсе
не были таковыми в стране.
Все еще напуганный корниловским мятежом, которого он не предусмотрел и не смог
заранее должным образом оценить, Ленин вопреки своей склонности к чистоте
партийных рядов и лишь тактическим соглашениям с иными силами, которые нужно
немедленно разрывать, как только к тому есть возможность - власть не делится! -
незадолго до переворота выступил с призывом к объединению всех демократических
сил в России. Он писал так: "Исключительно союз большевиков с эсерами и
меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам, сделал бы
гражданскую войну в России невозможной. Ибо против такого союза... никакая
буржуазией начатая война немыслима, такая "война" не дошла бы до одного
сражения".
Набегавшись по комнатке, Ленин садился на подушку и утыкал обритый подбородок в
ладони - что же они медлят! Именно сейчас нужно решать! Общий союз!
Его усталому воспаленному мозгу чудились гвардейские дивизии, что спешат с
фронта на спасение Временного правительства - в любой момент они могут ворваться
в Петроград и тогда снова бегство, снова ночевки в шалаше или закат жизни в
швейцарской квартирке. Неужели те, что в зале, не найдут способа уговорить
меньшевиков и эсеров на союз?
Ленин, вскакивая с подушки, кидался к двери, осторожно высовывался - он бы отдал
полцарства, чтобы оказаться в зале! Но полцарства у него пока не было.
В это время по коридору спешил пан Теодор, который не хотел упустить
исторический момент победы революции, хотя и сам лишь подозревал, что он будет
историческим.
Из-за белой двери выглядывал, прислушиваясь, невысокий плотный, бритый наголо
человек. Пан Теодор с трудом узнал лидера большевиков Ульянова-Ленина.
- Владимир Ильич? - спросил он.
Тот поднял палец к губам, но в его движении не было страха, а скорее
удовольствие мальчика, который играет в шпионов и надел на голову ведро, чтобы
его не узнали.
- Вы, товарищ, откуда? - спросил Ленин. - Вы делегат?
- Нет, - сказал Теодор, - я с фронта. Я из военной группы.
- Большевик? - голова склонилась набок, будто вопрос звучал, человек ли он, либо
исчадие ада, некое животное, от которого можно ждать любой пакости.
- Большевик, - ответил Теодор, знавший из долгого опыта предсказателя, что своей
жертве всегда надо говорить то, чего она желает услышать. Гадание - это не
попытка установления истины, а попытка установления желанного мира в душе того,
кому ты гадаешь. Человек всегда забывает несбывшееся гадание - помнит же то, что
сбылось. Любит он ту гадалку, которая может угадать его желания и поведать об их
возможном исполнении.
- Товарищ, - не скрывал своей радости Ленин, - принесите мне откуда-нибудь
стакан чаю. Один стакан. Бутерброда не надо. Мне все обещают, но никто не несет.
Из зала донеслись аплодисменты.
- Нет, - сказал Ленин, - не там решается судьба страны. Все решается даже не
перед Зимним дворцом. Все решается на подступах к городу - как вы думаете,
товарищ, встанут ли солдаты на поддержку Временного правительства?
- Не думаю, Владимир Ильич, - сказал пан Теодор.
- А я вот не уверен! - сказал Ленин. - У вас найдется гривенник? Вот возьмите у
меня.
- Зачем?
- На чай. Могут не дать бесплатно. Вы же знаете русских.
Раздобыв за три рубля в гардеробной, где бывшие швейцары и дворники, ожидая,
пока успокоятся революционеры, гоняли чаи, целый чайник заварки и два стакана,
пан Теодор вернулся в маленькую комнату, где, сидя на матрасе, скрестив ноги в
поношенных черных ботинках, его ждал Ленин.
- Ого!- обрадовался он. - Целый чайник! Не ожидал. А вы, знаете, произвели на
меня неблагоприятное впечатление. Этот тип, сказал я себе, никогда не принесет
чаю. Никогда! Типичный агент охранки! - И Ленин рассмеялся веселым заразительным
искренним смехом. - Где же вы, батенька, так разжились?
- Вы еще не знаете всего, Владимир Ильич, - сказал, улыбаясь, пан Теодор и
вытащил из кармана целую горсть дешевых, но в фантиках конфет "Забава".
- Это пир, это настоящий пир! - воскликнул Ленин.
Он сам разлил чай по стаканам. Они сидели на подушках на полу и искренне
наслаждались горячим крепким напитком.
Ленин был интересен Теодору. Он давно уже выделял его из числа большевистских
лидеров, да и вообще русских политиков, полагая, что если ему не свернут голову
соратники, то настоящих соперников у него в России нет - он оказался на голову
хитрее, решительнее, беспринципнее и гибче любого Милюкова или Керенского. Он
понимал, что главное в политике - вопрос о власти. Он рвался к ней и, упуская
ее, - а это с ним не раз случалось в карьере - начинал метаться, яростно
интриговать и энергично спорить - и каждый раз возвращал себе главенство в
партии. Он всегда умел быть старше иных, даже если иные родились раньше его на
десять или двадцать лет. И вел себя с соратниками так же круто и безжалостно,
как с политическими врагами. Второе великое качество Ленина заключалось в том,
что его ни на чем нельзя было подловить - ни на деньгах, ни на славе, ни на
женщине - ему нужна была только власть, к остальному он был равнодушен. Как
прикажете шантажировать, запугивать политического лидера, если он сидит на полу
в необставленной комнате, пьет из лакейского стакана пустой чай, искренне
полагая, что купил его за гривенник, а мысли его заняты тем, что происходит в
соседнем зале, что делается на площади перед Зимним дворцом, что творится на
близких к Петрограду железнодорожных станциях, и притом ему искренне и глубоко
интересен его собеседник - пан Теодор, потому что он может высосать из него
сведения. Ленин давно понял, что его сила не только в характере, умении плести
интриги и называть черное белым. Главное - информация, знание всего, что
происходит в стране и в мире, желательно знание того, что творится в каждом
человеке. Его русские коллеги и соперники были, как правило, ленивы и
нелюбопытны - Ленин же всегда трудился.
- Это бессмысленно, - сказал он, вдруг прервав собственную фразу. - Бессмысленно
топтаться на площади перед Зимним дворцом и уверять себя, что охрана дворца так
велика, что Подвойскому с его силами ее не одолеть. Я убежден, что ударницы уже
сбежали, потому что ночью темно и страшно, вот-вот придут матросы и всех
изнасилуют. Вы со мной согласны, товарищ?
- Они уже ушли, - сказал Теодор. - И самокатчики ушли.
- Там осталось человек триста, не больше. И никто не хочет драться. Вперед же! -
Ленин выбросил руку вперед.
Он так и замер с протянутой вверх рукой. Теодор подумал, что когда-нибудь в
России поставят Ленину памятник - именно в такой позе.
Ленин вскочил, подбежал к двери, приоткрыл ее.
- По-моему, говорит Мартов, - сказал он.
Говорил Лев Мартов - один из основателей партии социал-демократов, человек
уважаемый и независимый, вернувшийся в Россию вместе с Лениным. Мартов призвал к
согласию между социалистическими партиями. Он убеждал съезд, что только союз со
всеми левыми партиями спасет революцию.
Штурм Зимнего дворца продолжался, а зал, растерянно затихший после речи Мартова,
ждал, что будет дальше.
Пройдет много лет, и революция будет постепенно введена в русло общепринятых
мифов. Большинство из них будет создано сознательно людьми, которые захотят
переписать историю в своих интересах и получат возможность это сделать. Одни -
потому что истинная роль в событиях их по прошествии времени уже не устраивала,
иные потому, что имели основания бояться, что современники или потомки узнают
неприглядную правду.
Некоторые из важных деталей той ночи - с 25 по 26 октября - в официальных
учебниках и трудах пропадут. Пропадет великий вождь, который сидит за стенкой,
на подушке, брошенной кем-то на пол, боясь выйти в шумящий революционный зал, и
неистовствует от полного незнания того, что происходит вне и помимо его воли. На
общем полотне победившей революций затерялся и забылся в протоколах, которые не
принято было публиковать и даже читать, тот этап революции, когда отряды
большевиков и их союзников стояли перед Зимним дворцом, не решаясь начать
наступление, а в зале заседания Съезда советов большевики старались сколотить
общий фронт против Временного правительства и правых, которых считали
непобежденными.
Жест Мартова, предложившего мир и переговоры, был пробным шаром, которого ждали
большевики. Следующими должны сказать свое слово самые сильные и решительные из
союзников, ныне оттертые от власти и потому ревниво следящие за событиями -
левые социалисты-революционеры.
От их имени на трибуну поднялся член Центрального Комитета, красивый, элегантный
и каждым жестом подчеркивавший свою элегантность, Сергей Мстиславский, носивший
громкую фамилию русских князей, которые не раз решали судьбы России.
На самом деле фамилия этого эсера была иной, куда более плебейской. Княжескую
фамилию он принял из куража. Приятно быть знаменитым и знатным князем, выходящим
притом с пистолетом на Сенатскую площадь. Мстиславский не мог бы стать
большевиком.
От имени левых эсеров Мстиславский поддержал Мартова - партия была согласна на
объединение усилий всех левых сил ради спасения революции от натиска буржуазии.
Ждали выступления большевиков. Каменев, сидевший на председательском месте,
ничем не выказал своего неприятия позиции Мартова или Мстиславского и дал слово
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Все представленные материалы выложены лишь для ознакомления. Для использования их в коммерческих целях свяжитесь с правообладателями.
Яндекс.Метрика