Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Книга III
r />Луначарскому - представителю либерального крыла большевиков.Луначарский заявил, что большевики полностью поддерживают меньшевика Мартова и
эсера Мстиславского. Да здравствует единство демократических сил! Да здравствует
единение большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов! И нет силы в России,
которая посмеет подняться против такого союза!
Каменев поставил предложение Мартова на голосование.
2-й Съезд советов единогласно принял его, под овации всего зала.
Большевики так мечтали о союзе с остальными демократами, что не могли поверить
собственному счастью. Они были, как рыбак, поймавший на удочку осетра в две
сажени. Ходит тот рыбак вокруг осетра и не верит, неужели это все мне одному!
Но тут, наконец, штурм Зимнего дворца начался.
Когда штурмующие ворвались во дворец, то лишь в двух местах они встретили цепи
юнкеров, но цепи стрелять не стали, а при виде противника тут же сложили оружие.
Так что штурмовать было некого - единственная задача заключалась в том, чтобы не
заблудиться в бесконечных коридорах и залах дворца. И пока наиболее решительно
настроенные революционеры, набившись в комнату, где обреченно ждали конца
министры Временного правительства, кричали, что наступила заря новой власти,
большинство солдат и матросов, рабочих и гимназистов, взявших дворец, разошлось
по бесчисленным комнатам, выламывая, выковыривая, рассовывая по карманам и за
пазуху сувениры, которые можно было вытащить наружу - тем более, что охранять
отныне народное достояние было некому. Кроме победителей, по комнатам бродили
раненые - часть дворца была занята в то время под солдатский госпиталь, и
раненым не хотелось оставаться в стороне от первого грабежа царской
собственности.
Зимний пал! Еще не было объявлено об этом официально, еще не вывели из дворца
понурых и сонных министров Временного правительства, а до Смольного донеслось
известие: революция "о которой столько твердили большевики", свершилась!
Следовало немедленно разрушить достигнутое на съезде единство.
И тогда на трибуну поднялся совсем другой большевик - из крыла решительного и
боевого, подобно вождю, сидевшему в соседней комнате. Пришел человек безликого
псевдонима - Лев Троцкий, позаимствовавший фамилию у русского генерала Троцкого,
начальника штаба русских войск при покорении Средней Азии.
Речь Троцкого открыла его сверкающий путь великолепного оратора, который умел
словом поднять армии.
- Восстание народных масс, - кричал он, уткнув в зал острую эспаньолку, - не
нуждается в оправдании! То, что произошло, - это восстание, а не заговор...
народные массы шли под нашим знаменем и победили!
На следующем заседании съезда, когда во всем Петрограде не осталось
организованного сопротивления большевикам, уже присутствовал Ленин и сделал там
доклад.
Теодор провел не один час, стараясь отыскать альтернативы той ночи - он полагал,
что ночь важна для истории и историков, потому что она во многом определит
судьбы XX века на всей Земле. Была ли надежда на то, что блок левых партий
сохранится хотя бы на время? Ведь Теодор собственными глазами видел, как
радостно и воодушевленно зал проголосовал за единство! И как на глазах
разрушилось это единство.
Большевики согласны были делить власть только до того момента, пока не были
уверены в своей безопасности. Как только они победили, союзники им стали не
нужны, а потом и вредны. Ленин тут же забыл о собственной идее общего фронта,
против которого буржуазия не посмеет начать гражданской войны. И в наступающей
гражданской войне на стороне врагов большевистской республики во многих случаях
оказались отторгнутые ею демократы, и судьба их была трагична. Но не более
трагична, чем судьба тех анархистов и левых эсеров, которые остались с
большевиками и погибли.
***
Партия большевиков в силу особенностей ее доктрины и людей, стоявших во главе
ее, никогда не намеревалась заработать власть. Она хотела ее захватить. Она
годилась для страны тоталитарной, где переход власти может быть только
насильственным.
Но то, что получилось в Петрограде, в других городах и весях Российской империи
проходило далеко не так гладко и убедительно. Ведь половина большевиков
скопилась в двух столицах, а в иных крупных городах, даже губернских, о
большевиках и не слыхали. Так что во многих губерниях власть перешла не к
большевикам, а к тем левым партиям, что имели преимущество в местных советах, а
то и к центристам, если у левых преимущества не оказалось.
В Симферополе в томительном противостоянии с органами власти Временного
правительства набирали силу татарские националисты, готовившие выборы в
Курултай, чтобы освятить волей народа свою власть. Объявившая в начале ноября о
своей самостоятельности Украина в обмен на северные крымские уезды согласилась
способствовать татарской автономии и также, что было весьма важно для Крымской
республики, помочь в быстрейшем переводе в Крым Татарского Уманского полка.
С попустительства Киевских властей, многочисленные офицеры, застрявшие в Крыму,
собирались в эскадроны, объявляя себя сторонниками татарской власти. Еще не
родившаяся татарская республика уже обзаводилась союзниками и армией.
В революционном Севастополе большевистский переворот тоже не получался.
И понятно: в отличие от других городов, Севастополь уже полгода был
самостоятельной республикой, до зубов вооруженной и профессионально привыкшей к
войне. В ней были свои органы власти, и, не свалив их, большевики не могли
присоединить Севастополь и Черноморский флот к своей державе.
Об этом откровенно рассказала Коле Беккеру трибун севастопольских большевиков,
простоволосая, черноглазая и носатая Нина Островская, призвавшая его на беседу в
начале ноября, через неделю после революции в Петрограде.
- Андрей, - Нина ходила по комнате, все время наталкиваясь на угол стола,
останавливалась и вытягивала вперед руку. Нина привыкла выступать на площадях,
она куда хуже разговаривала о людьми по отдельности. - Андрей, я обращаюсь к
тебе, потому что ты нужен, революции. А раз нужен, значит хорош. А раз хорош,
значит любим народом.
Беккер устроился в углу между столом и шкафом, куда стремительные движения Нины
Островской ее не заносили.
Нина Островская профессиональная, но совершенно неустроенная в женской жизни
революционерка, была прислана в Крым из Петрограда в ту пору, когда стало
Совершенно ясно, что на базе Черноморского флота правят Колчаки и эсеры, а редко
появляющиеся большевики не пользуются решительно никакой народной поддержкой.
Женская непривлекательность придавала Островской некую патетичность - ее жалели
и в то же время доверяли ей больше, чем мужику или молодой красавице - не
повезло по вопросу внешней красоты, зато головастая баба! Как писал ее
большевистский современник: "В течение двух недель она подняла на ноги не только
маленькую организацию большевиков, но и весь Черноморский флот. От ее речей
сразу же повеяло северным ветром большевизма".
С тех пор прошло несколько месяцев, в Петрограде правили большевики, старые
товарищи Островской по партийной работе неслись на службу в реквизированных
автомобилях, она же, рискуя жизнью и промерзая на палубах линейных кораблей,
выкрикивала лозунги и призывы... но Севастополь не становился большевистским.
Коля Беккер, выслушивая монолог, обращенный к нему, не понимал, чего же от него
требуется. А непонимание смущало и тревожило. Островская отлично знала, что в
Севастопольском совете лейтенант Андрей Берестов служит ушами и глазами тех, кто
заменил адмирала Колчака: полковника Баренца и нового командующего флотом контр-
адмирала Немитца. Большевичка никогда раньше не скрывала своего прохладного
отношения к штабным офицерам, а тут вдруг попросила о конфиденциальной встрече.
- Чем я обязан? - спросил Коля, уловив паузу в монологе большевички.
- Вы хватаете быка за рога, - сказала Островская и поправила волосы, похожие на
измазанную сажей солому. - Тогда и я не буду тратить времени даром. Вы
пользуетесь некоторым авторитетом среди моряков...
- Это преувеличение.
- Знаю, знаю, сегодня ни один офицер не пользуется авторитетом у матросов. Гнев
матросов справедлив и исторически обоснован. Но нам бы хотелось, чтобы гнев этот
был направлен в интересах революции. Ведь вы понимаете, что не все офицеры
готовы служить врагам революции. Среди них есть выходцы из демократической
среды, преисполненные сочувствия к страданиям угнетенных!
Островской стоило немалого труда оставаться в рамках беседы - ораторские позывы
заставляли голос срываться, а язык составлять патетические фразы.
- Мы предлагаем вам союз, лейтенант Берестов! Ради торжества мировой революции!
Именно в этот момент открылась дверь и в комнату - одну из незаметных комнат на
втором этаже городского управления, занятую под канцелярские нужды, - вошел
невысокого роста человек средних лет и среднего телосложения, лысый, крутолобый,
с глазами узкими к внешним краям, что придавало лицу несколько азиатское
выражение. Лицо было украшено усами и небольшой бородкой, как у Ульянова, что
вкупе с толстовкой переводило этого человека из породы диктаторов в отдыхающего
на юге бухгалтера.
- Очень рад, - сказал он с порога. - Я рад, что вы, Берестов, пришли к нам. Наша
задача сегодня - сплотить вокруг себя все здоровые силы общества.
Он протянул Беккеру руку и представился:
- Гавен, Юрий Петрович Гавен.
На самом деле это был псевдоним. Сорок с лишним лет назад его крестили в Латвии
как Яна Эрнестовича Даумана. Пока он училс