Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Журавль в руках
- далеко не все могли подойти кплощадке, некоторые ползли, а кто-то, лежа, молил, чтобы ему тоже дали
поесть. Господи, подумал я, сколько раз в истории Земли воттак
равнодушные солдаты, часто сами бесправные и забитые, ставили перед
узниками котел с пищей, и для тех в котле плескалась надежда прожить еще
день и умереть на день позже, потому что из этой пещеры люди не выходили.
И убедиться в том было нетрудно - из лежавших лишь один молил о пище.
Остальные, а их было не менее десяти в пределах круга света, валялись
неподвижно, будто спали. Здесь еще не додумались до того, что сытый раб
работает лучше голодного.
Люди не брались за пищу. Они доставали откуда-то черепки (один
подставил ладони) и покорно ждали, пока солдат зачерпнет из котла этой
похлебки, сегодня еще более ничтожной, чем всегда, разбавленной, и можно
будет отползти в угол, обмануть себя процессом поглощения пищи.
Я был достаточно начитан в истории, чтобы знать, что в одиночку, даже
вдесятером, не изменить морали и судеб этой горы и других таких же гор.
Донкихотствовал мой лесник, сражался с ветряными мельницами. А я?
Насколько допустимаипростительнапозицияблагополучного,даже
сочувствующего наблюдателя? Успокой себя, сочти дурным сном дохнущих с
голоду рабов - где же тогда предел реальности? И когда же начнется
противление злу?
Теперь мне втрое нужней было найти лесника.
Я брел по муравейнику, сам схожий с муравьем, в тесном шлеме, который
больно жал уши. Пот стекал на глаза, и бешенство брало, оттого что нельзя
было его вытереть.
Я думал, что непременно найду Сергея - гора не так уж велика и
расположение ходов в ней подчиняется определенной системе, и я уже мог
начерно ее себе представить: по разным уровням к центрусходятся
радиальные туннели, причем освещены только основные. Я заблудиться не
могу. Мне угрожает лишь встреча с местным начальником или любознательным
сукром, который решит со мной побеседовать либо усомнится, что мои джинсы
сшиты в муравьином ателье. Необходимо лишь последовательно, не пропустив
ни одного уровня, обойти все коридоры, даже если на это уйдет вся ночь.
К камерам, в которых были заперты пленники, я вышел потому, что вскоре
нагнал солдата с котелком похлебки. Котелок был невелик, на несколько
человек. Я знал, что иду правильно.
Камеры охранялись. Стражники сидели на корточках у грубо сколоченной
двери, и, когда подошел солдат с похлебкой, один из них поднялся,
отодвинулзасов.Второй,вооруженныйбольшимтопоромсдвумя
асимметричными лезвиями, встал за его спиной. Солдат с котелком не зашел
внутрь, а наклонился и поставил котелок на пол камеры и хотел было выйти,
но его остановили голоса изнутри. Солдат с топором рассмеялся; видно, то,
что там происходило, было в его глазах очень забавно.
И тогда я услышал голос лесника. Обыкновенный голос, словно ничего
такого и не случилось.
- Дурачье, - сказал он, - русским же языком говорят: как хлебать будем,
если руки связаны?
Лесник будто догадался, что я рядом, будто хотел показать мне, где его
искать.
Вот и все. Я пришел. Но не мог пока сказать об этом.
Я не сомневался в том, что мы уйдем. Я не планировал никакой боевой
акции, да и любое планирование вряд ли имело смысл. Надо было все сделать
как можно скорее, пока обстоятельства мне благоприятствовали. Солдат,
который принес котелок, расстегнул кирасу и достал из-за пазухи стопку
неглубоких плошек. Его товарищи спорили, стараясь разрешить проблему: как
накормить пленников, но держать их при этом связанными.
Наконец они пришли к компромиссному решению. Из камеры выволокли двоих
- лесника и Кривого. Руки у них были связаны за спиной. Двое стражников
навели на них копья, один - тот, что с топором, - зашел сзади, еще один
развязал им руки. При этом солдаты покрикивали на пленных, толкали их,
всячески выказывали свою власть и силу, чтоисходилоскорееот
неуверенности в ней и от привычки самим подчиняться только толчкам и
окрикам.
Лесник с трудом вытащил из-за спины затекшие руки и поднял кисти
кверху, медленно шевеля пальцами, чтобы разогнать кровь. Момент был
удобным - как раз разливали по мискам. Я был совершенно спокоен, уверен в
себе - может, очень устал и какая-то часть мозга продолжала упорствовать,
полагая, что все происходящее - не более как сон. А раз так, то со мной
ничего не может случиться.
- Ироды железные, фашисты, - без особой злобы ворчал лесник. - Вас бы
сюда засадить. Доберусь я еще до ваших господ, ой как доберусь...
Солдат прикрикнул на него, толкнул острием копья в спину.
- Сам поторопись, - ответил лесник. Разговаривал он с ним только
по-русски. Будто ему было безразлично, поймут ли его.
- Ну вот, - продолжал он, поднимая с пола плошку, - даже ложку не
придумали. Что я, как свинья, хлебать должен?
Вопрос остался без ответа. Солдаты смотрели на него с опаской, как на
экзотического зверя.
- Нет, такой мерзости я еще не пробовал, - сказал лесник. - Так бы и
плеснул тебе в морду...
И я понял эти слова как сигнал.
- Плескай! - крикнул я. И мой голос показался мне оглушительным. Звук
отразился от внутренних стенок моего шлема и ударил в уши.
Лесник услышал. Реакция у него была отменной. Он не потерял ни доли
секунды. И лишь когда плошка с похлебкой полетела в незащищенное лицо
нагнувшегося к нему солдата, а вторая плошка вылетела из рук Кривого, я
понял, что они это сделали бы и без меня. Не рассчитывали они на мою
помощь. Больше того, Кривой понимал по-русски, и последние слова лесника
относились к нему. Были сигналом.
А дальше, в следующую минуту, было вот что: почему-то я не стрелял -
как-то в голову не пришло. Я бросился на стражников сзади, размахивая
ружьем, как дубинкой, и моя акция была совершенно неожиданной как для
стражников, так и для лесника с Кривым - я-то забыл, что вместо лица у
меня железное муравьиное рыло. Ложе ружья грохнуло о шлем солдата, шлем
погнулся, солдат отлетел к стене, сбил с ног другого стражника, и мной
почему-то овладело желание немедленно заполучить двойной топор, которым
размахивал солдат, правда, угрожая более своим, чем чужим. Я вцепился в
древко топора и рванул его к себе - ружье мне мешало, но солдат с перепугу
отпустил топор, и я оказался обладателем двух видов оружия, а на самом
деле выключился из битвы за перевооруженностью. Пока стражники старались
понять, что за гроза обрушилась на них с тыла в образе одного из них,
Кривой свалил ближайшего к нему противника, еще с одним справился лесник и
отнял у него копье. Остальные стражники сочли за лучшее сбежать, вопя как
резаные.
Я с ружьем и топором бросился к леснику, и заглушенные шлемом мои
возгласы испугали Кривого, который встретил меня выставленным навстречу
копьем. Но Сергей Иванович соображал быстрее. Я полагаю, что он сначала
узнал свое ружье, потом связал с ним страшилище в муравьином шлеме и
разорванных джинсах.
- Спрячь пику! - крикнул он Кривому. - Это моя интеллигенция.
Не могу сказать, что это было самое приятное для меня обращение в
темном туннеле горы, - наверное, я слишком закомплексован, но в принципе я
был рад возможности сложить с себя ответственность - хватит с меня
одиночных путешествий.
- Давай ружье, - сказал Сергей Иванович. - Что, пули берег?
- Не хотел поднимать шума, - ответил я.
Кривой уже был в камере, резал веревки на руках остальных пленников.
- Сейчас они вернутся, - сообщил я леснику. Я не ждал, что он согласно
правилам игры бросится мне на шею с криком: "Ты мой спаситель!", - но уж
очень он был деловит и сух.
- Знаю, - сказал он. - Ружье в порядке? В реке не купал?
- В порядке, - кивнул я.
И все-таки встреча должна была быть иной.
- Ну, где там люди? - крикнул лесник в темноту камеры.
В конце коридора послышались крики и топот.
- Ты никого не прихлопнул? - спросил лесник, срывая со стены факел и
придавливая сапогом плошку. Сразу стало темнее.
- Нет.
- И не должен был. Не в характере, - ухмыльнулся лесник. - Шлем так
подобрал?
- Так.
Как будто я был мальчишкой, обязанным отчитаться дяде в шалостях, но
все-таки не преступившим пределов дозволенного. Хотя неясно было, одобряет
ли он мое миролюбие или не согласен с ним.
- Молодец, - сказал лесник. - Кривой тебя даже не признал.
Кривой выгонял своих товарищей из камеры. Делал он это бесцеремонно, не
у всех даже были развязаны руки - он на ходу пилил путы, покрикивал на
черные шатающиеся тени.
- Пойдешь за ними, у тебя топор - прикроешь. Да и защищен ты больше,
чем другие. Я задержусь.
- Я с вами.
- Хватит, неслух, - возразил лесник. - Ведь случай, что ты нам помог.
Скорее всего должен был и сам погибнуть, и нам не помочь. Ясно? Ты хоть
теперь слушайся. Я лучше знаю.
И я пошел за толпой узников, которые трусили к выходу из горы. Они
успели разобрать оружие, брошенное солдатами.
Кривой обогнал толпу и бежал впереди, вырывая из стены редкие факелы и
топча их. Я оглянулся. Маленький силуэт лесника, затянутый дымом, виднелся
у стены.
Вдруг гулко, на всю гору, раскатился выстрел. Ему ответил далекий крик.
Силуэт лесника сдвинулся с места - он бежал к нам.
Я поспешил за толпой,