Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Вымогатель
шак не ценил вещей, и Вольский всегдачто-нибудь у него получал. А Кушак привык к обстановке искреннего
восхищения, которой его окружил Гриша. В десятом классе Кушак встречался с
одной девушкой, а Гриша был его оруженосцем. Он относил записки, стоял в
очереди за билетами в кино и ходил с ней в кино, если у Кушака оказывалась
в это время тренировка или кружок в зоопарке. Однажды девушка сказала, что
больше с Кушаком встречаться не будет, что она сделала выбор. В пользу
Вольского. Пусть Вольский маленького роста и не так знаменит в школе, но
по своим человеческим качествам он превосходит Кушака. Кушак был склонен
примириться с потерей, потому что готовился к соревнованиям, но кто-то в
классе пошутил, что Вольский выцыганил у Кушака девушку, наверное, за
бутерброд - все помнили про бутерброды военных лет. Кушак обиделся на
Вольского, и все думали, что он Гришу изобьет, но Кушак его не тронул.
Вольский смотрел на него робко, жутко раскаивался и, как сам признался лет
через пятнадцать, готов был отказаться от девушки в пользу Кушака.
"Вернее, обменять ее на что-нибудь с выгодой", - не очень вежливо ответил
на это Кушак.
Кушак вернулся к розовому замку и, присев на корточки у раскрытого
чемодана, начал собирать распылитель. Грикуров стоял рядом, молчал, думал,
успеет ли домой к семи тридцати, к началу футбольного матча. Еще полчаса
назад такие мысли не приходили Грикурову в голову - замок казался зловещей
и неодолимой загадкой.
- Хорошо, что Вольский внутри сидит, - пробормотал Кушак, не поднимая
головы.
- Почему? - удивился Кушак.
- Какая-нибудь светлая голова додумалась бы кинуть туда бомбу или
подложить заряд. Колония разлетелась бы на куски и прижилась. Имели бы
десять замков вместо одного.
Кушак махнул рукой в сторону подросшей пирамидки.
- Колония? - спросил Грикуров. Он раздобыл где-то белую панамку, и в тени
ее лицо казалось совсем черным, лишь белки глаз голубели и как будто
фосфоресцировали.
- Колония, - Кушак кивнул в сторону палатки химиков, - Они же вам,
наверно, сказали?
- Сказали. И я сначала не поверил. А вы что собираетесь делать?
- Это активная культура бактерии, которая их убьет. Чума.
- А не опасно?
- Чума только для них. Ни людям, ни растениям ничего не угрожает.
Они встретились через пятнадцать лет на стоянке такси. Кушак к тому
времени переехал в Ленинград и бывал в Москве наездами. Наверно, поэтому и
не приходилось встречаться со школьными товарищами. И Кушак обрадовался,
встретив Вольского. Вольский не потерял сходства с ангелом, хотя золотые
кудри поредели и узкое тело равномерно обросло жирком. В
тридцатипятилетнем мужчине сходство с ангелом не столь чарует, как в
мальчике. Вольский был одет в недорогой, но тщательно выглаженный костюм.
Галстук тоже был недорогой, скромный и респектабельный. Он был строителем
и сравнительно высоко продвинулся по служебной лестнице. Он очень
интересовался жизнью Кушака. Спрашивал и повторял с сожалением:
- Только младший научный? Чего же ты, Коленька? И диссертацию не защитил?
Чего же ты, милый? Ты же такие надежды подавал! - В голосе Вольского
звучали отеческие интонации.
Наверно, так реагировал на рассказ блудного сына его удачливый и послушный
брат, пока на кухне свежевали тельца.
- А марки все собираешь? Нет? А я собираю, времени мало, но не отказываюсь
от детских привязанностей. Нужно же когда-нибудь расслабляться. Правда? У
меня восемь медалей за участие в выставках. Ты случайно не видел
последнего номера "Заммлер экспресс"? Это филателистический журнал.
Солидное издание. Там обо мне написано. А что-нибудь от старой коллекции
осталось? Подарил кому-нибудь? У тебя неплохие вещи были, я очень жалел,
что не выменял в свое время. Помнишь, в шкафу лежали, на нижней полке. Так
и лежат? Не может быть!
Вольский затащил Кушака к себе.
- Ты же в Москве редко бываешь. Хочешь, чтобы мы еще десять лет не
увиделись? Не хочешь, тогда пошли. У меня кооперативная квартира. Две
комнаты. А мама в старой осталась. Недалеко, час потеряешь, не больше. И
не мечтай отказываться.
У Вольского оказалась дома бутылка сухого вина, припасенная для гостей.
Вольский подробно рассказывал, как, будучи членом правления кооператива,
он раздобывал польские кухни и дубовый паркет. Кушак жалел, что зазря
потерял вечер, рассматривал марки, которые расплодились настолько, что
занимали целый шкаф, запирающийся на ключик. Вольский записал адрес и
телефоны Кушака, сказал, что приедет навестить, заодно возьмет у него
марки.
- Если они, конечно, тебе, Колюша, не нужны. За новинки я, разумеется,
плачу, но у тебя в основном мелочь.
Кушак сказал, что за марками не надо ездить в Ленинград, они у стариков,
на московской квартире. Правда, он обещал их подарить племяннику.
- Сколько племяннику лет?
- Десять.
- Ты с ума сошел, он же ничего еще не понимает! Я ему подберу из дублетов,
мы его не обидим.
Оказалось, что Вольский не женат. Они вспомнили школу и ту девушку,
которую Вольский пленил преданностью.
- Я бы вернул, по первому требованию вернул, - сказал тогда Вольский.
- Или обменял бы выгодно, - неудачно пошутил Кушак, но Вольский, как
всегда, не обиделся или не позволил себе обидеться.
- Зачем так, Коленька? - сказал Вольский. - Ты же знаешь, как я всегда к
тебе относился.
В комнате Вольского стояло и лежало множество лишних вещей. Как и раньше.
Но если в школьные годы вещи были дешевыми - солдатики, автомобильчики,
железки, - то теперь их место заняли фарфоровые статуэтки, часы, плохие
картины конца прошлого века и иконы в штампованных посеребренных окладах.
Кушак представил, как Вольский провожает домой пенсионерок и чьих-то
наследниц.
Расставшись с Вольским, Кушак малодушно решил не подходить утром к
телефону - с какой стати он должен отдавать Вольскому марки? Вечером он
все равно собирался в Ленинград. Вольский оказался хитрее. Он пришел без
звонка, в восемь утра разбудив Кушака.
- Я на минутку, перед работой.
Он был с пустым потрепанным портфелем, долго говорил о том, как его ценят
в министерстве, где он имеет отношение к внедрению новой техники, говорил,
что получил участок и собирается строить дачу. За разговором полез в шкаф,
потому что помнил, где должны лежать марки, положил оба альбома в
портфель, обещал, если нужно что-нибудь в Москве, помочь, прихватил на
прощание пастушку - любимую статуэтку покойной бабушки. Он быстро
передвигался по комнате, маленький и красивый, шутил, смеялся, махал
ручками, дотрагивался до книг на полках и отодвигал их, чтобы посмотреть,
не спрятаны ли другие, более ценные книги во втором ряду, называл Кушака
Коленькой, Коляшей, Колюней, а Кушак потом весь день злился на себя,
потому что ему было жалко и марок, и фарфоровой пастушки, - стыдно было,
что не отказал Вольскому.
Кушак, думая о Вольском, отламывал головки от ампул и сливал жидкость в
контейнер распылителя. Потом поднялся и направился к стене замка. За
последний час замок несколько подрос и раздался в боках. Стук изнутри
раздавался все реже и слабее. За спиной Кушака собралась толпа. Там были и
дачники, и спасатели, и санитары, и пожарники в майках и брезентовых
штанах, и милиционеры. Грикуров не возражал. Он и себя ощущал зрителем.
Все ждали чуда от высокого лысого мужчины с большим пистолетом в руке.
Кушак знал, что ничего подобного не случится. Его беспокоило, сохранил ли
раствор вирулентность. Раньше никогда не приходилось сталкиваться с такими
масштабами. Кушак нажал кнопку. Мельчайшие капельки жидкости конусом
устремились к стене. Кушак медленно шел вокруг замка, а толпа молча
двигалась вслед...
Вольский не пропал. Он дважды появлялся в Ленинграде и каждый раз
разыскивал Кушака, привез ему в подарок ремешок для часов и растрепанную
книжку по переплетному делу.
- Я помню, ты увлекался этим, - объяснил он, - я стараюсь не забывать о
друзьях. Пришлось за нее много отдать. Редкая вещь. Ну бери, бери.
- Я не увлекаюсь, - ответил Кушак. - И никогда не увлекался.
Но Вольский так и не согласился взять книгу обратно.
Ремешок тоже пришлось оставить.
- Конечно, у тебя есть. Странно, если бы не было. Подаришь кому-нибудь.
Мне из Тбилиси привезли. Три штуки.
Кушак понимал, что дары Вольского небескорыстны. За них придется
расплачиваться. Так и случилось. Вольский оба раза уезжал в Москву,
отяжеленный трофеями, и с каждым разом его искренняя любовь к Кушаку
крепла. Как-то Кушак дал ему решительный бой за часы-луковицу, купленные
им самим в комиссионном магазине, которые он все собирался починить, но
времени не было. Он наотрез отказался расставаться с часами. Этот бой был
битвой при Ватерлоо, и Кушак играл в ней прискорбную роль Наполеона. Жена
вела себя как маршал Груши. Она задержалась на работе, и без ее поддержки
Кушак потерпел сокрушительное поражение.
В третий раз Кушак заявил позвонившему Вольскому, что спешит на работу и
увидеть Вольского не сможет. Вольский очень расстроился и пришел в
лабораторию. Каким-то образом ему удалось обмануть вахтера, и он возник на
пороге пустой лаборатории, как опостылевший черт, требующий расплаты за
дружбу с нечистой силой. Вольский еще более раздался в талии, но был
по-прежнему оживлен, и Кушак с тревогой оглядел лабораторию, борясь с
желанием запереть шкафы, чтобы гость чего-нибудь не выцыганил.
- А почему пусто? - спросил Вольский. - Где народ?
- Библиотечный день, - сказал Кушак. - И в любом случае - людям надо<