Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Половина жизни
еня притащили обратночуть живую".
Дня через два Павлыш нашел то, что Надежда называла огородом. Это
оказался большой гидропонный узел. И нечто вроде ботанического сада.
- "Я пишу сейчас, потому что все равно пойти никуда не смогу, да
глупышки и не пустят. Наверно, надо ждать прибавления нашему семейству.
Только не знаю уж, увижу ли я..."
Третий листок был написан куда более мелким почерком, аккуратно.
Надежда экономила бумагу.
- "Если когда-нибудь попадут сюда люди, пусть знают про меня следующее.
Мое имя-отчество-фамилия Сидорова Надежда Матвеевна. Год рождения 1923-й.
Место рождения - Ярославская область, село Городище. Я окончила среднюю
школу в селе, а затем собиралась поступать в институт, но мой отец, Матвей
Степанович, скончался, и матери одной было трудно работать в колхозе и
управляться по хозяйству. Поэтому я стала работать в колхозе, хотя и не
оставила надежды получить дальнейшее образование. Когда подросли мои
сестры Вера и Валентина, я исполнила все-таки свою мечту и поступила в
медицинское училище в Ярославле, и кончила его в 1942 году, после чего
была призвана в действующую армию и провела войну в госпиталях в качестве
медсестры. После окончания войны я вернулась в Городище и поступила
работать в местную больницу в том же качестве. Я вышла замуж в 1948 году,
мы переехали на жительство в Калязин, а на следующий год у меня родилась
дочь Оленька, однако мой муж, Николай Иванов, шофер, скончался в 1953
году, попав в аварию. Так мы и остались одни с Оленькой".
Павлыш сидел на полу, в углу каморки, затянутой белымтентом.
Автобиографию Надежды он читал вслух. Почерк разбирать было несложно -
писала она аккуратно, круглыми, сильно наклоненными вправо буквами, лишь
кое-где графит осыпался, и тогда Павлыш наклонял листок, чтобы разобрать
буквы по вмятинам, оставленным на листке. Он отложил листок и осторожно
поднял следующий, рассчитывая найти на нем продолжение.
- Значит, в пятьдесят третьем году ей уже было тридцать лет, - сказал
Сато.
- Читай дальше, - сказал Даг.
- Здесь о другом, - сказал Павлыш. - Сейчас прочту сам.
- Читай сразу, - Даг обижался. И Павлыш подумал вдруг, как давно Даг
ему не завидовал и как вообще давно они друг другу не завидовали.
- "Сегодня притащили новых. Они их поместили на нижний этаж, за пустыми
клетками. Я не смогла увидеть, сколько всего новеньких. Но по-моему,
несколько. Глупышка закрыл дверь и меня не пустил. Я вдруг поняла, что
очень им завидую. Да, завидую несчастным, оторванным навсегда от своих
семей и дома, заключенным в тюрьму за грехи, которых они не совершали. Но
ведь их много. Может, три, может, пять. А я совсем одна. Время здесь идет
одинаково. Если бы я не привыкла работать, то давно б уже померла. И
сколько лет я здесь? По-моему, пошел четвертый год. Надо будет проверить,
посчитать царапинки. Только я боюсь, что сбилась со счета. Ведь я не
записывала, когда болела, и только мысль об Оленьке мне помогла выбраться
с того света. Ну что же, займусь делом. Глупышка принес мне ниток и
проволоки. Они ведь что-то понимают. А иголку я нашла на третьем этаже.
Хоть глупышка и хотел ее у меня отобрать. Испугался, бедненький".
- Ну? - спросил Даг.
- Все я читать все равно не смогу, - ответил Павлыш. - Погодите. Вот
тут вроде бы продолжение.
- "Я потом разложу листки по порядку. Мне все кажется, что кто-то
прочтет эти листки. Меня уже не будет, прах мой разлетится по звездам, а
бумажки выживут. Я очень прошу тебя, кто будет это читать, разыщи мою
дочку Ольгу. Может, она уже взрослая. Скажи ей, что случилось с матерью. И
хоть ей мою могилку никогда не отыскать, все-таки мне легче так думать.
Если бы мне когда-нибудь сказали, что я попаду в страшную тюрьму, буду
жить, а все будут думать, что меня давно уж нет, я бы умерла от ужаса. А
ведь живу. Я очень надеюсь, что Тимофей не подумает, что я бросила девочку
ему на руки и убежала искать легкой жизни. Нет, скорее всего они обыскали
всю протоку, решили, что я утонула. А тот вечер у меня до конца дней
останется перед глазами, потому что он был необыкновенный. Совсем не из-за
беды, а наоборот. Тогда в моей жизни должно было что-то измениться... А
изменилось совсем не так".
- Нет, - сказал Павлыш, откладывая листок. - Тут личное.
- Что личное?
- Здесь о Тимофее. Мы же не знаем, кто такой Тимофей. Какой-то ее
знакомый. Может, из больницы. Погодите, поищу дальше.
- Как ты можешь судить! - воскликнул Даг. - Ты в спешке обязательно
упустишь что-то главное.
- Главное я не упущу, - ответил Павлыш. - Этим бумажкам много лет. Мы
не можем искать ее, не можем спасти. С таким же успехом мы могли бы читать
клинопись. Разница не принципиальная.
- "После смерти Николая я осталась с Оленькой совсем одна. Если не
считать сестер. Но они были далеко, и у них были свои семьи и свои заботы.
Жили мы не очень богато, я работала в больнице и была назначена весной
1956 года старшей сестрой. Оленька должна была идти в школу, в первый
класс. У меня были предложения выйти замуж, в том числе от одного врача
нашей больницы, хорошего, правда, пожилого человека, но я отказала ему,
потому что думала, что молодость моя все равно прошла. Нам и вдвоем с
Оленькой хорошо. Мне помогал брат мужа Тимофей Иванов, инвалид войны,
который работал лесником недалеко от города. Несчастье со мной произошло в
конце августа 1956 года. Я не помню теперь числа, но помню, что случилось
это в субботу вечером... Обстоятельства к этому были такие. У нас в
больнице выдалось много работы, потому что было время летних отпусков и я
подменяла других сотрудников. Оленьку, к счастью, как всегда, взял к себе
пожить Тимофей в свой домик. А я приезжала туда по субботам на автобусе,
потом шла пешком, и очень хорошо отдыхала, если выдавалось свободное
воскресенье. Его дом расположен в сосновом лесу недалеко от Волги".
Павлыш замолчал.
- Ну, что дальше? - спросил Даг.
- Погодите, ищу листок.
- "Я постараюсь описать то, что было дальше, со всеми подробностями,
потому что как работник медицины понимаю, какое большое значение имеет
правильный диагноз, и кому-нибудь эти все подробности понадобятся. Может
быть, мое описание, попади оно в руки к специалисту, поможет разгадать и
другие похожие случаи, если они будут. В тот вечер Тимофей и Оленька
проводили меня до реки мыть посуду. В том месте дорога, которая идет от
дома к Волге, доходит до самой воды. Тимофей хотел меня подождать, но я
боялась, что Оленьке будет холодно, потому что вечер был нетеплый, и
попросила его вернуться домой, а сама сказала, что скоро приду. Было еще
не совсем темно, и минуты через три-четыре после того, как мои родные
ушли, я услышала тихое жужжание. Я даже не испугалась сначала, потому что
решила, что по Волге, далеко от меня, идет моторка. Но потом меня охватило
неприятное чувство, словно предчувствие чего-то плохого. Я посмотрела на
реку, но никакой моторки не увидела..."
Павлыш нашел следующий листок.
- "...но увидела, что по направлению ко мне чуть выше моей головы летит
воздушная лодка, похожая на подводную лодку без крыльев. Она показалась
мне серебряной. Лодка снижалась прямо передо мной, отрезая меня от дороги.
Я очень удивилась. За годы войны я повидала разную военную технику и
сначала решила, что это какой-то новый самолет, который делает вынужденную
посадку, потому что у него отказал мотор. Я хотела отойти в сторону,
спрятаться за сосну, чтобы, если будет взрыв, уцелеть. Но лодка выпустила
железные захваты, и из нее посыпались глупышки. Тогда я еще не знала, что
это глупышки, но в тот момент сознание у меня помутнело, и я, наверно,
упала..."
- Дальше что? - спросил Даг, когда пауза затянулась.
- Дальше все, - ответил Павлыш.
- Ну что же было?
- Она не пишет.
- Так что же она пишет, в конце концов?
Павлыш молчал. Он читал про себя.
"Я знаю дорогу на нижний этаж. Там есть путь из огорода, и глупышки за
ним не следят. Мне очень захотелось поглядеть на новеньких. А то все мои
соседи неразумные. К дракону в клетку я научилась заходить. Раньше
боялась. Но как-то посмотрела, чем его кормят глупышки, и это все были
травы с огорода. Тогда я и подумала, что он меня не съест. Может, я долго
бы к нему не заходила, но как-то шла мимо и увидела, что он болен.
Глупышки суетились, подкладывали ему еду, мерили что-то, трогали. А он
лежал на боку и тяжело дышал. Тогда я подошла к самой решетке и
присмотрелась. Ведь я медик, и мой долг облегчать страдания. Глупышкам я
помочь не смогла бы - они железные. А дракона осмотрела, хоть и через
решетку. У него была рана - наверно, хотел выбраться, побился о решетку.
Силы в нем много - умом бог обидел. Я тут стала отчаянная - жизнь не
дорога. Думаю: он ко мне привык. Ведь он еще раньше меня сюда попал - уже
тысячу раз видел. Я глупышкам сказала, чтобы они не мешали, а принесли
воды, теплой. Я, конечно, рисковала. Ни анализа ему не сделать, ничего. Но
раны загноились, и я их промыла, перевязала как могла. Дракон не
сопротивлялся. Даже поворачивался, чтобы мне было удобнее".