Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Младенец Фрей
что именно в тот момент я окончательноосознал, как этот человек мог держать в руках партию и громадную
империю...
Мария Ильинична принесла поилку с бульоном. Дмитрий Ильич протянул
руки, и я покорно отдал ему пакетик с ядом. Л. смотрел на него как
зачарованный.
- Господи, спаси и помилуй, - шептали его губы - может быть, лишь я
слышал этот шепот, а может быть, мне только казалось, что он шепчет. - За
что мне такая мука, господи?
Вошли Н.К. и Анна Ильинична. Анна Ильинична заперла за собой дверь.
Все мы, в первую очередь - родные, и случайно - я, были словно
присяжные, которые должны будемпереднебомсвидетельствоватьо
происшедшем.
- Я не хочу, - шептал Л. - Освободите меня!
- Милый, - Н.К. заплакала - большие тяжелые слезы скатывались по
толстым мягким щекам, - не надо, давай будем жить... Мы же справлялись...
Л. отрицательно двинул головой и протянул руку к поилке.
Н.К. не смогла дать ему поилку и дал ее Дмитрий Ильич.
Л. пил спокойно, сделал несколько глотков и потом вдруг судорожно,
отчаянно оттолкнул поилку так, что вышиб ее из руки брата - она упала на
пол и раскололась - и все мы смотрели, не отрываясь, как лужица
отравленного бульона медленно растекалась по паркету.
Л. откинулся на подушку и закрыл глаза.
Мы смотрели на него. В дверь постучали, но никто не двинулся.
- Ну! - произнес Л. - Скоро?
Н.К. опустилась перед кроватью на колени и положила руку ему на лоб.
- Нет, - прохрипел Л. - Нет, я не позволю! Пустите меня! Я еще живой!
Он начал биться в конвульсиях.
Я кинулся к нему. Почему-то Анна Ильинична протянула мне градусник.
Я не спорил.
Л. бормотал невнятно, выкрикивал тихонько непонятные слова, левая рука
махала в воздухе, отбиваясь от невидимых нам злых сил. В дверь стучали.
Мария Ильинична подбежала к двери и крикнула - чтобы отстали.
Анна Ильинична вытащила термометр и показала мне - термометр показывал
42,3 - дальше ртути некуда было подниматься.
И вдруг Л. закричал - тонко, прерывисто.
Он мелко трепетал, бился - словно хотел выскочить из жгучей кожи... И я
видел, как в дурном сне, и все это видели, как лопалась кожа, обнаруживая
внутри под ней - другую, розовую, нежную... нечто куда меньшее, чем Ленин,
билось внутри него, распарывая оболочку. Ахнула, зажимая себе рот, Анна
Ильинична, кто-то из женщин упал на пол, потеряв от страха сознание...
Голова Л., будто из нее изъяли череп, дергалась, сморщенная - и я
сделал растерянный шаг ближе, чтобы помочь - не зная уж кому и чем. И тут
сквозь лопнувшую на горле кожу прорвалась младенческая рука.Рука
дергалась, разрывал кожу - немного крови появилось на ней - но крови было
мало.
Почему-то первой пришла в себя Н.К. Она оттолкнула меня, кинулась к
дергающейся кукле и начала рвать кожу своего мужа, стараясь освободить из
нее младенца, который выбирался из кокона - я даже слышал, как рвалась,
трещала живая кожа, мне стало так плохо, что я отступил назад и
натолкнулся на лежавшую на полу Марию Ильиничну.
Младенец, испачканный кровью и лимфой, квакающий беззубым ротиком,
бился в руках Н.К.
Анна Ильинична сорвала со стола белую скатерть - посыпались коробочки с
лекарствами и шприцы - они с Н.К. положили младенца в ногах мертвого,
пустого Л., начали вытирать его, деловито и быстро, словно ждали именно
этого исхода.
Дмитрий Ильич подошел к двери.
- Там кто? - спросил он.
- Это я, Алексей, - ответил голос Преображенского.
- Больше никого?
- Осипов в столовой, - сказал он. - Врачи с ним.
- Жди, - сказал Дмитрий Ильич. - Никого не пускай.
Как будто поняв брата без слов, Н.К. и Анна Ильинична завернули
младенца, который молчал и лишь постанывал, в скатерть, потом сняли с
кровати сбитое к ногам одеяло.
Я ничего не понимал и не хотел ничего понимать - я был в тупом шоке.
- Сергей Борисович, - тихо сказал мне Дмитрий Ильич. - Вы сейчас вместе
с Алексеем Андреевичем Преображенским отнесете ребенка во флигель. Света
не зажигайте. Вы отвечаете за жизнь ребенка. Ясно?
- Конечно, - сказал я покорно. - Конечно...
Преображенский, не задав больше ни единого вопроса, взял закутанного
ребенка.
- Возьми на вешалке шубу, - сказала Анна Ильинична. - Я потом к вам
приду. Надя останется здесь.
- А я позвоню в Кремль, - сказал Дмитрий Ильич. - Мне надо сказать, что
Володя умер...
Мы просидели во флигеле Преображенского до утра. С нами была Анна
Ильинична. Я осмотрел ребенка - он был нормален, физиологически ему было
несколько более полугода.
Как потом рассказал Дмитрий Ильич, Сталин и Семашко приехали вечером.
Сталин никому не сказал в Москве, куда едет.
Н.К. показала ему бренную оболочку мужа. Она сказала ему, что от яда
вся плоть Л. вылилась горячей водой... Если Сталин и не поверил, он не
стал возражать. Он был поражен видом оболочки человека, с которым лишь
вчера разговаривал. Он долго стоял возле кровати, но не дотрагивался до
кожи - возможно, полагая, что Л. заразный.
Затем он сказал, что возьмет на себя все формальности.
Ночью я не спал, я стоял у окна во флигеле Преображенского. Свет у нас
не горел. Анна Ильинична сидела с младенцем, который хныкал и отказывался
от пищи.
К дому подъехала длинная темная машина. Сталин вышел ее встретить. Он
был в длинной шинели и валенках.
Тут я ахнул... При свете фонарей я увидел, что из автомобиля вылезает
Л.
Мой возглас встревожил Анну Ильиничну, которая подошла ко мне.
- Ой, - сказала она. Но уже через секунду она улыбнулась и сказала:
- Я знаю этого человека. Это придумал Сталин. Володе это казалось
смешным. Это двойник Володи. Он несколько раз заменял его на разных
заседаниях, особенно в последние годы. И в опасных местах. Я не помню, как
его зовут.
- Зачем он здесь? - спросил я, всей шкурой чувствуя неладное.
- Зачем?
Но тут младенец заплакал, и Анна Ильинична кинулась к нему.
Сталин пожал руку двойнику Л. Тот переминался с ноги на ногу, он был
встревожен ночным визитом, и ему было холодно. Следом за ним из машины
вылезли два человека в шинелях. Сталин и двойник Л. разговаривали, и пар
клубился у их ртов.
Не переставая разговаривать, Сталин сделал знак рукой, и один из
стоявших сзади двойника спокойно вытащил из кобуры револьвер и выстрелил в
затылок двойнику. Когда двойник начал опускаться на снег, они вместе с
напарником подхватили тело двойника и понесли его в дом. Сталин что-то
приказал шоферу автомобиля, тот вытащил из багажника лопату на коротком
черенке и срезал ею снег в том месте, куда упала кровь.
- Это ужасно, - сказал я.
- Он его убил? - спросила Анна Ильинична. Наверное, она услышала
приглушенный двойной рамой звук выстрела.
- Да, - сказал Преображенский, который наблюдал эту сцену из другой
комнаты. - И если мы забудем об этом, то останемся живы.
- И он останется жив, - сказала Анна Ильинична, укачивая младенца.
Мы так и не заснули до утра, когда к дому начали подъезжать машины с
видными партийцами и государственными деятелями. Мы почти не обсуждали,
как и почему на наших глазах произошло чудо бегства от смерти. Мы сами не
понимали, что к чему. Важнее казалось сохранить в тайне младенца".
Лидочка отложила тетрадь. По улице проехала поливальнаямашина.
Далеко-далеко раздавались нервные прерывистые гудки - кто-то неудачно
пытался украсть машину. Бумага в тетради была старой, чернила кое-где
стали серыми. Видно, Сергей писал эти страницы много лет назад.
В голове было пусто - не о чем спорить, нечему возражать.
Лидочка пролистала оставшиеся страницы и нашла еще несколько исписанных
тем же почерком листков. Это был черновик неоконченного письма или
сообщения...
"Что же произошло с Лениным во время болезни? Он страдал долго,
охваченный постоянным ужасом не только за собственную жизнь, но и страхом
гибели его детища - советского государства, ради которого он и прожил на
свете чуть более пятидесяти лет.
Лежал в спартанской спаленке Горок, месяц за месяцем втуне надеясь, что
вот-вот ему полегчает, что он встанет на ноги и наведет порядок в своре
недоучек, вообразивших себя господами великой державы, что он добьется
своей великой и единственной цели - мирового господства пролетариата, а
следовательно, и его, как вождя этого пролетариата, - и потому он лежал,
терпел, все более ненавидел все человечество и каждого человека в
отдельности, подавая знаки врачам, что он их слушается, уважает и очень
надеется на их снисхождение, а сам всматривался в их лица, чтобы жестко
наказать тех, кто, на его взгляд, недостаточно серьезно относился к своим
обязанностям и смирился с его разложением и смертью. Но он не смирился и
будет бороться... Думая так, Ленин морщился, потому что оказывалось, будто
и он сам может допустить возможность смерти. И по мере того, как Ленин
лежал, наполняясь ненавистью к миру, все более готовый взорвать его, чтобы
утянуть в ад вместе с собой, его организм вырабатывал все больше гормона
Би-Эм, о чем в то время никто не подозревал. И вот наступил момент, когда
разумом или желудком Ленин, или то, что от него оставалось, почувствовал,
что стоит на краю гибели, над пропастью смерти. И тогда, спасаясь от нее,
он превратился в младенца - и сам не подозревал об этом,