Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Киллер
оты.Работа - это святое.
Мы перешли открытое раскаленное место, ветер уже стих, у разноцветных
пастельных домиков торговали цветами.
- Вы знаете, что одна сторона бульвара называется Зимней улицей, а
другая, вот эта, - Летней, - сказал я.
- Не может быть!
- Честное слово! - Я понял, что он еще совсем молод, ему, наверное, и
тридцати нет.
Перед боковым входом в оперу, там, где золотыми буквами выложено
"ресторация", висела матерчатая вывеска "Паркон-92", около нее в тени
расположились фэны, которых мой спутник не выносил. Большей частью они
были вполне похожи на людей, которые отличаются от прочих обывателей тем,
что имеют определенную цель в жизни - ведь любовь к фантастике - это цель.
Адамеца встретили как знакомого. Некоторые заготовили журнал с его
повестью. Оказывается, ее уже успели перевести на чешский и издать в
Праге. А мой заказчик сейчас сидит за письменным столом и не знает, куда
приткнуть такую же повесть, только что завершенную рукой мастера.
Никто не спросил, как меня зовут и каким образом я сюда проник. Так что
даже не пришлось лгать. Я старался не приближаться к Адамецу, чтобы в
памяти участников Паркона я никак с ним не был связан. Кроме меня, здесь
оказались два или три украинца, больше компатриотов я не обнаружил и не
искал.
В перерыве между скучными и непонятными, так какпроизносились
по-чешски, речами о достижениях фантастики я взял высокий бокал пива
"Жаждущий монах" и присел к столику, где в одиночестве томился Адамец.
- Как вы относитесь к Заказчику? - спросил я.
Имени его я не упоминаю, не знаю уж почему. Но раз не назвал его с
самого начала, сохраню тайну.
- Он был мастером, - сказал Адамец. - Я на его штуках учился. Мне даже
кажется порой, что мы с ним похожи. И в то же время я его не люблю.
Знаете, у меня бывает ощущение, что он мне мешает. Я хочу что-то сделать,
а он кричит из-за угла: стой, это мое! Какого черта он лезет со своими
вышедшими из моды идеями? Впрочем, я, наверное, ему завидую. Перед ним все
двери открыты, в любом издательстве, а я куда не приду - у нас нет
свободных мест, люкс занят Булгаковым, а номер с одинарной кроватью -
вашим другом.
Ничего, хотел сказать я, через шесть лет все переменится. Уже заказчик
будет безумствовать. Но сказать этого я не мог - ведь я здесь для того,
чтобы этого не случилось.
Он вернулся в зал, а я пошел гулять. На Летней улице стояло несколько
киосков с цветами - сколько же жителей должно быть здесь, сколько юбилеев,
чтобы разобрать это количество роз и хризантем! Мне нравился этнический
тип словаков - у них, как правило, птичьи лица. Нос невелик, как у коршуна
или сокола, но с горбинкой и часто высокой переносицей. Нос для очков.
Народ они здоровый - еще бы, вокруг, куда ни глянь, лесистые отроги гор,
хрустальный воздух и хрустальная вода. И это в самом центре Европы!
Я подстерег Адамеца на веранде - как чувствовал, что он придет сюда
теплым вечером.
- Я так и думал, что вас здесь застану, - сказал он. - Странно, но меня
к вам тянет. Вы не раздумали еще прочесть мою повесть?
- Нет, что вы, присаживайтесь.
- Тогда можете зайти ко мне. У меня здесь с собой публикация в
"Искателе" и продолжение. Я задумал роман из трех частей. Первую часть уже
опубликовал, вторая здесь в рукописи, я ее как раз привожу в порядок, а
третью задумал.
Официант с птичьим хищным носом, что дисгармонировало с широким мягким
лицом и почти белыми волосами, принес нам по кружке "Монаха". На
волейбольной площадке под верандой гулко ударяли по мячу, и женский голос
разочарованно вскрикивал при неудачах. Ровно шумела горная речка.
Я сидел, чуть отодвинувшись от стола, мой собеседник вспотел, и от него
несло потом. Если бы не это, я мог его пожалеть. Мне хотелось позвонить
домой и узнать, как дела у мамы - ее операция дорого стоила и смерть
молодого фантаста должна была оплатить еще несколько лет ее жизни. Моя
мама - достойная женщина.
Он говорил мне, что станет знаменитым писателем и тогда Заказчик будет
вынужден признать это. Где-то Заказчик уже успел обидеть Адамеца. Я видел,
что они роковым образом связаны и один должен уступить дорогу. Это
случится - с моей помощью или без нее, но обязательно случится.
Я был лишь орудием судьбы.
Ах, как приятно уговорить себя!
- Что любопытно, - сказал Адамец, громко отхлебывая пиво. (В пиве он не
разбирался - просто ему было жарко и пиво было приятнее лимонада.) - У
него был рассказ, очень близкий по сюжету. Мне он попался, как раз когда я
заканчивал повесть. Мне стало странно - почему наши головы работают так
схоже. Но я знал, что смог увидеть все лучше и глубже его. Вот прочтете и
все поймете.
- Но я не читал его книги.
- Не тратьте времени. Это все пустое. Он - пригорок для велосипеда, а я
уже гора. И пускай они называют меня постмодернистом. Они просто не знают
слова для настоящего таланта и не могут признать, насколько я их выше. Ну,
вы пойдете ко мне за рукописью?
В номере он вдруг усомнился, давать ли мне рукопись. Первую часть, в
журнале, отдал легко, а рукопись...
Потом сказал:
- Прочтете журнал, если захочется, попросите. Добро?
Мерзавец! Он мне не доверял.
- К сожалению, - сказал я, - мне придется вас убить.
- Зачем? - спросил он. Он еще не успел испугаться.
- Меня попросили.
- Чепуха! Так не бывает.
И я выстрелил ему в живот. Я не хотел, чтобы он боялся, мучился,
переживал. Выстрелил - и дело с концом.
В комнате жужжала, летала кругами стрекоза. Стрекозам пора спать, а эта
летала. Пистолет мой был практически беззвучным.
Он сел на пол и запрокинул голову.
Я подождал, пока он исчезнет.
Затем я взял журнал, вынул из его чемодана рукопись. Чемодан был
желтым, потертым.
Я не торопился уходить. Я ждал, пока все закончится.
Сейчас его телонесется,прошибаяперегородкимеждуслоями,
разделяющими параллельные миры. Разумеется, в переносном значении - его
телу надо отыскать тот мир, в котором существует точно такой же Сергей
Адамец, приехавший в точно такой же городок Спишска Нова Вес. Он
соединится с ним и не заметит того, что в теле будут жить две души, две
одинаковые души в одном теле. У нас же, в нашем мире, на одного фантаста
стало меньше...
Вы уже готовы упрекать меня за то, что я обманываю заказчиков, не
убиваю их жертвы, а попросту переселяю их в иную реальность.
Если вы все еще недовольны мной, то объясните мне разницу между полным
и окончательным исчезновением человека и его смертью - исчезновением его
души при условии, что бренная оболочка где-то валяется. А что, если я
утоплю его в озере? Так что его не найдут много лет? Или закопаю - надежно
и глубоко? Разве тогда бренная оболочка не исчезнет? Ну то-то.
Я не говорю о гуманизме. Честно говоря, я убил Адамеца. Он хотел
существовать именно в моем мире, может, даже полюбил девушку, может,
подружился с издателем. Я ведь не уверен, что в том мире, куда он попал,
есть все то же самое, точно то же самое. Вернее всего, он не сообразит,
что же случилось на самом деле. В лучшем случае сочтет все странным сном.
Я быстро просмотрел его вещи. Ничего, что могло бы связать нас. И ни
слова о Заказчике.
Потом я взял с собой все, принадлежавшее Адамецу. Даже зубную щетку.
Когда завтра придут, окажется, что молодой немытый писатель уехал,
ничего не сказав. А так как его номер оплачен, никто не спохватится. Никто
не спохватится и на Парконе, так как писатель уже выступал сегодня и волен
уехать куда вздумается. В Москве у Сергея тоже нет родных. Был человек - и
не стало человека.
Я взял его сумку и перешел через коридор, к себе.
Мой поезд уходил в половине седьмого утра. Я позвонил дежурной,
попросил разбудить меня и заказал такси.
Итак, я убил еще одного человека. Теперь изучу то, что он оставил после
себя на нашей Земле.
Я лег в кровать и стал читать повесть в "Искателе". Это была
великолепная повесть. Я не очень люблю фантастику, скажем, я равнодушен к
ней. Но это была чудесная, легкая, совершенно не похожая на автора вещь.
Я дочитал журнал в два часа ночи и заснул под гипнозом его таланта.
Утром, в поезде, я принялся за вторую часть - рукопись.
Я закончил читать у самой Братиславы, через пять часов.
Погода катастрофически испортилась. Уже от Жилины начался дождь.
Высокие Татры скрылись в облаках. Облака неслись над замком в Тренчине,
порой скрывая его башни. В купе было пусто, последний попутчик сошел в
Тренчине.
Содержимое сумки Адамеца я завернул в словацкую газету и уже на вокзале
в Братиславе выкинул сверток в бак для мусора. Пустой желтый чемодан я
избрал своим багажом - в него уложил свою сумку. Выкидывать в Братиславе я
его не хотел, чтобы не вызвать излишних подозрений. А вдруг он попадется
на глаза кому-то из делегатов кона - случайности бывают невероятные.
Желтый чемодан я выбросил в лесу возле Шереметьева, в гигантскую кучу
мусора.
Три часа, пока мы летели до Москвы, и еще полчаса в автобусе я думал
лишь о повести. Мне было важно узнать, что будет в третьей части. Пожалуй,
мне еще в жизни не приходилось попадать в такое странное положение - я
зависел от литературного текста, как