Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Голые люди
ошен и расстрелян как предатель. Я полагаю, в батальоне никто не узнало моем визите в кемпетаи, хотя кое-кто догадывался. Когда через две недели
мы вернулись на фронт, в первом же бою кто-то стрелял мне в спину, но
промахнулся.
Тяжелые бои, начавшиеся после того, как мы вернулись на фронт,
проходили вдоль горного хребта, который мы оседлали, выкопав вдоль гребня
индивидуальные окопы. Погода была плохая, шли дожди, в окопы налилась
вода, с деревьев все время срывались тяжелые капли. Я знал, что это мой
последний бой, потому что за нашими спинами было большое длинное озеро,
которое мы не могли бы переплыть, а английские войска превосходили нас
числом и у них было много самолетов, тогда как наших самолетов уже не
было. Англичане начали наступление на рассвете после артиллерийской
подготовки. Нам удалось отразить атаку англичан, так как у нас оставался
пулемет. Однако потери у нас во взводе были велики. Тем не менее я должен
сказать, что в ходе всего боя я ощущал воодушевление и подъем духа,
несмотря на голод и усталость.
Ночью к нам на гребень вышел четвертый взвод под командой унтер-офицера
Аоки. Аоки был похож на школьника. Он извинился, что пришел так поздно.
Теперь в общей сложности на гребне стало тридцать шесть человек. Примерно
в девять часов утра я услышал отдаленные команды на английском языке. Пули
ударялись в землю вдоль линии окопов. Я выкрикивал по очереди имена моих
солдат, и каждый, кто был жив, отвечал мне криком: "Хай!". Потом я
закричал, что, если англичане подойдут ближе, можно кидать гранаты.
Наконец я увидел в просветах между кустами отдельных вражеских солдат. Я
закричал:
"Третий взвод! Прикрепить штыки! Приготовить гранаты!" Издалека сквозь
шум боя до меня донесся тонкий голос Аоки: "В атаку!" Я увидел, как юный
командир взвода вскочил на ноги. Я испугался, что мои солдаты поддадутся
его порыву, и закричал сам: "Третий взвод, оставаться на местах!"
Юный Аоки упал, а те его солдаты, что остались живы, вернулись и
спрятались в такоцубо. Я слушал, как плещет вода от падения их тел.
Англичане были совсем близко, и до меня доносились их голоса. Мы
стреляли и кидали в них гранаты. Но они все равно приближались. К счастью,
в этот момент в дело вступили три горные пушки, которые были подняты на
руках на гребень. Англичане растерялись и покатились назад. Командир роты
лейтенант Яхиро выбежал вперед и приказал идти в штыки. Мы побежали за
ним. Кругом были только мертвые англичане. Я вернулся на вершину гребня,
где нашел командира роты лейтенанта Яхиру и доложил ему о действиях
взвода, от которого осталось четыре человека. Лейтенант сказал: "Спасибо
вам, старший унтер-офицер Сато, за то, что вы испытали такие трудности". Я
как сейчас помню его голос. Там же был и батальонный командир, который
имел с собой список заслуг, на первой странице которого он записал мое
имя. Это было большой честью для пехотинца и называлось "цветком мечты".
Ночью вновь начался обстрел наших позиций из минометов.
Неподалеку от меня разорвалась мина, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, была уже глубокая ночь. Я услышал невдалеке
голоса англичан. Было тихо, и голоса звучали мирно. Сквозь заросли я
увидел огонь костра. У меня очень болела голова, онемела и не гнулась
рука. Нога тоже была ушиблена. Я пополз к огню, надеясь, хоть и не было к
тому оснований, что у огня я увижу своих товарищей.
Я ошибся. У огня сидели англичане. Они разговаривали так, словно были
на прогулке и никого не боялись. Мне захотелось расстрелять их из
автомата, и только тогда я понял, что безоружен. Может быть, автомат я
потерял, когда меня отбросило взрывом, а может быть, его сняли с меня,
решив, что я мертвый. Я почувствовал сильный голод, так как вторые сутки
ничего не ел, а от костра вкусно пахло.
Англичане долго ели, а потом стали петь песню, и я подумал, что,
наверное, наши отступили далеко, иначе бы англичане не смели петь. И
только тогда я вспомнил, что за гребнем идет крутой обрыв к озеру и
отступать нам некуда. Может быть, решил я, подоспели плоты и эвакуировали
нашу часть?
Наконец англичане кончили ужинать и разошлись по палаткам, которые они
поставили на площадке на склоне. Один из них, который был дневальным, взял
кастрюлю и вылил из нее суп в кусты. Я готов был его убить. Потом он ушел
спать, а я пополз к догорающему костру. Я помнил то место, куда англичанин
вылил остатки супа. Я испытывал ненависть к англичанам, которые
выбрасывают пищу в то время, как солдаты императорской армии вынуждены
голодать. Я готов был всех задушить, но испытывал боль и дурман в голове.
Я думал, что как-нибудь подкреплюсь, а потом украду у них оружие и всех их
расстреляю. Но, когда я залез в кусты и шарил руками по черной траве,
чтобы найти объедки, близко раздался голос англичанина. Я совсем забыл о
часовом, которого они все же оставили, и он услышал, как я роюсь в кустах.
Я замер, а англичанин выпустил очередь из автомата по кустам. Остальные
начали вылезать из палаток и спрашивать, что случилось.
Когда все утихло, мне удалось уползти подальше от английского лагеря.
Затем я перебрался через хребет. С некоторой печалью я поглядел на
такоцубо, в котором провел два дня. Окопчик был до половины полон водой.
Мне пришли в голову такие строки:
Желтый лист плавает в черной воде.
В этом пруду утоплены мои надежды.
Но мне некому было сказать эти строки. И не на чем их записать. Я
спустился дальше, к озеру, которое было разрезано серебряным следом луны.
Я шел осторожно, потому что здесь могли встретиться английские солдаты. В
темноте я споткнулся о распростертое тело. Я наклонился и узнал своего
солдата Оцуки, которого еще вчера видел живым. Недалеко от воды в
естественной нише располагался штаб батальона. Сюда светила луна. Я увидел
три или четыре тела. В глубине лежал труп майора - командира батальона.
Я пошел на север вдоль берега озера, скрываясь в чаще и надеясь, что
выйду к шоссе на город Танги, который еще, наверно, удерживается нашими
частями. Днем мне пришлось залечь в кустах, потому что я случайно попал
прямо в центр английского лагеря. Несколько раз я был на волосок от
разоблачения. Дождя не было, меня мучила жажда, но голод несколько утих.
Следующей ночью я вышел к шоссе, по которому шли на восток английские
машины. И тогда я понял, что мой долг - вести войну так, словно я остался
в рядах императорской армии. Через день я отыскал пистолет и к нему
обойму. Из этого пистолета я застрелил одного лигонца в деревне, когда он
сдирал с флагштока японский флаг, и потом мне пришлось три дня, как зверю,
укрываться в лесу, а они охотились на меня, как загонщики. Я научился
находить съедобные корни, похищать с полей ямс и из садов бананы и манго.
Я убил за эти месяцы двух отставших англичан и потому был хорошо вооружен.
Но с началом сухого периода мне пришлось уходить дальше на север, в глухие
места, потому что с деревьев спала листва и меня легко было найти. А обо
мне в тех местах уже знали и боялись меня, ненавидели и хотели поймать. Я
стал как маленькая армия, грозная и неуловимая. Несколько раз я пытался
сворачивать к востоку. Но, как я ни прислушивался, артиллерийская канонада
затихла, и я понял, что меня отделяют от моих товарищей десятки, а может,
и сотни миль. Я не знал судьбы моей страны, но я был убежден, что до тех
пор, пока я стою на своем посту, Великая сфера сопроцветания существует и
слава японского оружия распространяется на Лигон.
Человек привыкает ко всему - к плохому и хорошему. Он привыкает к новой
жизни, и она идет не медленнее, чем обычная. Иногда я думал, был бы я
счастливее, если бы вернулся в Японию? Я не знаю. Я был воспитан для того,
чтобы выполнить свой долг. И по крайней мере здесь, в глухих местах, я его
выполнял. Я не был пешкой, ничтожеством, я, как один из сорока семи
ронинов, мстил за своего микадо, потому что думал, что, если нас победят,
микадо будет унижен и уйдет из этого мира.
Я вел счет месяцам, потом годам по сезонам дождей и по сухим месяцам.
Мне не нужно было огнестрельное оружие - зачем привлекать чье-то внимание
выстрелами, - хоть оно у меня и было. Мне верно служил штык, похожий на
широкий нож...
Иногда долиной реки по тропе проходили контрабандисты. Если их было
много, я их не трогал. Если же я видел одинокого путника, я его мог и
убить. Это случилось трижды за эти годы. Я несколько раз сильно болел и
немного потерял ловкость движений, но в общем в горах был здоровый климат,
и ел сырую пищу и потому сохранил силы. Я был уверен, что обязательно
наступит день, когда я услышу отдаленную канонаду с востока, над моей
головой пролетит истребитель с красным кругом на крыльях, и я встречу моих
товарищей.
Вопрос: Неужели за все эти годы вы не имели сведений о том, что
происходит в мире?
Ответ: Я не хотел об этом знать. Мир - внутри меня, мир создан мной.
Другие люди ошибаются.
Вопрос: Вы не знали, что Япония признала свое поражение и свою
неправоту в мировой войне?
Ответ: Я повторяю, что поражение в войне Япония потерпела в каком-то
другом мире. В моем же она подвергла меня испытанию одиночеством.
Когда я выдержу это, она призовет меня к себе.
Вопрос: А если этого не случится?
Ответ: Это не так важно. Значит, это случится в будущем рождении. Я
приду в мир Спасителем, Боддисатвой. Для меня нет законов, кроме тех,
которые я сам устанавливаю.
Вопрос. Если вы считаете себя Спасит