Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Другая поляна
здесь?Я уже полчаса здесь стою, а тебя не было". "А где я еще могла грибы
собирать? Не на мостовой же!"
Морис замолк.
- В конце концов она обиделась на вас и ушла, - предположил я.
Я вспомнил, что обещал к обеду закончить статью, а рассказ Мориса явно
затягивался.
- Ушла, - согласился Морис. - Но не в этом дело.
- В чем же?
- Понимаете, я подумал: здесь какая-то тайна. То Наташа была, то ее не
было. Как будто в дырку провалилась. И в таком я был состоянии духа, что
мне захотелось эту дырку найти.
- Похвально. В Москве много дырок, в которых выдают шампиньоны.
- Я дошел до той точки, где исчезла и появилась Наташа. А там такая
небольшая низинка...
"Господи, - подумал я, - его ничем не остановишь. Неужели и я, когда бывал
влюблен, становился столь же зануден и велеречив?"
- Ничего я там не обнаружил - лишь трава была утоптана. И я медленно пошел
дальше, глядя по сторонам, - и тут я увидел шампиньон!
- Вот и отлично, - сказал я и посмотрел на часы, что не произвело на
рассказчика никакого впечатления.
- И вообще на той поляне оказалось много шампиньонов. Я даже удивился, что
раньше их не заметил. А пока я там бродил, пришел к решению, что нельзя с
таким недоверием относиться к Наташе. Нет, подумал я, надо попросить у нее
прощения.
Пауза. На минуту, не меньше. Я терпеливо ждал. Сейчас должен появиться
таинственный разлучник, либо должна возвратиться Наташа, подбежать сзади,
ласково закрыть ему глаза ладонями и спросить: "Угадай, кто?"
- И в этот момент, - продолжал он наконец, - я понял, что на поляне нет
столбов для забора. Только ямы.
- Какие еще ямы?
- Ямы для столбов. Ямы для столбов, понимаете, были, а сами столбы лежали
на земле. Вот, подумал я, и галлюцинации начинаются. Тогда я ушел из
парка. И пошел к остановке двенадцатого троллейбуса.
"Кажется, рассказ подходит к концу", - с облегчением подумал я.
- Но там не было остановки двенадцатого троллейбуса, потому что там была
остановка автобуса "Б", хотя такого автобуса в Москве нет. Я был в
смятении и даже не удивился, а подошел к стоявшей там женщине и спросил:
"А где останавливается двенадцатый троллейбус?" А она ответила, что не
знает. "Как так? - спросил я. - Ведь я только полчаса назад на нем сюда
приехал. Вы, наверное, нездешняя?" Она возмущенно на меня поглядела - и ни
слова в ответ. Ладно, думаю, схожу с ума. Лучше, чтобы об этом никто пока
не знал. И как ни в чем не бывало спросил: "Как доехать до метро
"Аэропорт"?" "До метро "Аэровокзал"? Садитесь на автобус, сойдете через
шесть остановок". Вы что-нибудь понимаете?
- Понимаю, - сказал я. - Сейчас вы мне расскажете, как проснулись и решили
поведать свой сон любимому учителю.
- Ни в коем случае! - воскликнул Морис. - Это был не сон.
И в доказательство своей правоты он основательно грохнул кулаком по
письменному столу. Я поймал на лету телефон. В литературе зафиксированы
различные формы любовного помешательства. У многих народов любовная
одержимость считалась вполне допустимым и никак не позорным заболеванием.
- Так слушайте дальше! Когда автобус подошел к метро "Аэропорт" и я увидел
над входом выложенную золотыми буквами надпись "Аэровокзал", я понял, что
не ошибся в своем диагнозе. Я спятил. Я старался глубоко дышать и думать о
посторонних вещах. Спустился вниз, подошел к контролю, нашел в кармане
пятак и опустил его в автомат, но он застрял в щели. Дежурная спросила у
меня, в чем дело? Покажите мне ваш пятак. Я показываю, а она говорит: "Он
же желтый! Пятаки должны быть белые, а он желтый". И показывает мне тонкий
пятак из белого металла. И смотрит на меня так, словно я этот пятак сам
изготовил. Я покорно поднялся на улицу. И знаете, чем больше я глядел
вокруг, тем более меня поражало несовпадение деталей. Именно деталей. В
целом все было нормально, но детали никуда не годились. Человек читает
газету, а заголовок у нее не в левом углу, а в правом, дом напротив не
желтый, а зеленый, трамвай не красный, а голубой - и так далее...
Я молчал. Морис казался нормальным. Даже следы волнения, столь очевидные в
начале его рассказа, исчезли. Он даже забыл о своей возлюбленной. Это не
Меджнун, это просто очень удивленный человек.
- И тогда я допустил в качестве рабочей гипотезы, что попал в параллельный
мир. Вы читали о параллельных мирах?
- Не читаю фантастики, - ответил я, излишней категоричностью выдавая себя
с головой, ибо как бы мог я узнать о параллельных мирах, не читая этой
самой фантастики.
- Ну все равно знаете, - сказал Морис. - И эта версия полностью
оправдывала Наташу. Она, как и другие грибники, бродила по поляне, ступала
в эту низинку, которая каким-то образом оказалась местом перехода из мира
в мир, попадала туда и как ни в чем не бывало продолжала свою охоту. А
может быть, грибники знают о свойствах этого места и пользуются им
сознательно, не придавая тому большого значения-
Тут он замолчал, подумал и добавил:
- А может, кто-нибудь из них остался в параллельном мире. Если он алкаш,
то и не заметил разницы.
- Ну да, вернулся домой и встретил самого себя, - заметил я. Но Морис меня
не слушал.
- Так вот, осознав, что произошло со мной, я пришел к неожиданному выводу:
если в параллельном мире есть отличия от нашего, то они могут
распространяться и в прошлое. Я же ученый. Куда мне следует направиться?
- К памятнику Пушкину, - пошутил я.
- Вы почти угадали. Только, разумеется, не к памятнику, он мне не даст
нужной информации, а в Пушкинский музей. Я остановил такси и велел ехать
на Кропоткинскую. Я продолжал размышлять. А вдруг Пушкин избежал дуэли в
1837 году? И прожил еще десять, двадцать, тридцать лет, создал неизвестные
нам гениальные произведения? Все более волнуясь от предстоящей встречи с
великим поэтом, я спросил таксиста, в каком году умер Пушкин. "Не помню, -
сказал таксист, - давно, больше ста лет назад". Шофер был пожилым
флегматичным толстяком, его совершенно не интересовала поэзия. Но в его
словах звучала надежда. Больше ста лет - это семидесятые годы прошлого
века. Такси еще не успело остановиться у музея, как я выскочил из машины и
сунул шоферу два рубля. К моему счастью, он, не глядя, сунул их в карман.
Я подбежал к двери в Пушкинский музей, и вы не представляете! - Морис
обиженно посмотрел на меня. - О ужас! - произнес он тоном страдающего
Вертера. - Это был не Пушкинский музей! Я стоял, как громом пораженный.
Тут дверь открылась и из дверей вышел старик. "Простите, - бросился я к
нему. - Где же Пушкинский музей?" А он отвечает: "По-моему, в Москве
такого нет. Только в Кишиневе". "Так почему же?" "Вы правы, - ответил
старик, - этот замечательный поэт заслуживает того, чтобы в Москве был
музей его имени. Его ранняя смерть не дала полностью раскрыться его
могучему дарованию"" "Ранняя смерть! - кричу я. - Ранняя смерть! В каком
году умер Пушкин?". "Он погиб на дуэли в Кишиневе в начале двадцатых годов
прошлого века", - отвечает мне старик и уходит. У меня руки опустились, и
я понял: больше мне там делать нечего. Скорее домой! У нас он прожил почти
сорок лет. Ведь если я по какой-то глупейшей случайности останусь там, то
я никогда никому не докажу, что Пушкин написал "Маленькие трагедии" и
"Евгения Онегина"!
- А может, стоило вам остаться, - возразил я. - Вы бы заявили, что открыли
их на чердаке, и вам бы цены не было.
- А потом бы меня разоблачили как мистификатора, - серьезно сказал Морис.
- Кстати, мое приключение чуть было не закончилось трагически.
- Почему?
- У меня оставалось пять рублей. Я поймал такси, вернулся к парку,
протянул шоферу пятерку и, думая совсем о другом, попросил у него сдачи.
- Ты чего мне суешь? - спросил шофер.
- Деньги, - говорю я, - три рубля сдачи, пожалуйста.
А сам уж открыл дверцу, чтобы выйти.
- Где же это ты раздобыл такие деньги? - спросил шофер зловеще.
И тут только до меня дошел весь ужас моего положения. Еще секунда, и я
навсегда - пленник мира, где не знают зрелого Пушкина! Я стрелой вылетел
из машины и бросился к поляне, слыша, как сзади топочет шофер. Я первым
успел к ложбине и стоило мне пробежать ее, как вокруг послышались голоса,
- рабочие сколачивали забор. А ведь секунду до того на поляне никого не
было.
- Стой! - закричал шофер, пролетая вслед за мной в наш мир. И крепко
вцепился в меня обеими руками.
Но я уже был в безопасности. Я спокойно обернулся и спросил:
- В чем дело, товарищ водитель?
- А в том дело, - он потрясал моей пятеркой, как плеткой, - что мне
фальшивые деньги не нужны.
- Фальшивые? Минуточку. Пошли к людям, разберемся.
И говорил я так уверенно, что он послушно отправился за мной к плотникам,
которые с интересом наблюдали за нами: ни с того ни с сего на поляне
возникают два незнакомых человека и вступают в конфликт.
Я взял у шофера пятерку, протянул ее рабочим и спросил:
- Скажите мне, пожалуйста, что это такое?
- Деньги, - сказал один из них. - А чего?
- А то, - закричал шофер, - что таких денег не бывает!
- А какие же бывают?
Тут шофер вытащил из кармана целую кучу денег. Очень похожих на наши,
только других цветов. Пятерка, например, там розовая, а три рубля - желтые.
Плотники смотрели на шофера, буквально выпучив глаза. Один из них достал
пятерку и пока