Произведения Кира Булычёва
Публикации о Кире Булычёве
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Операция "Гадюка"
рал.- Он тоже считает, что спасение этого мира зависит от гибели Верхнего.
Что это надо сделать обязательно.
- И все остальные консулы?
- Их убедили. Они боятся смерти.
- Точнее, они боятся жизни, которая для них означает смерть, - уточнил
генерал.
- Они хотят послать наверх диверсантов, - сказал Егор.
- Как же они взорвут эту бомбу, - спросил генерал, - если мы не можем
там жить? Мы помрем через несколько часов.
- Во-первых, можно прожить дольше, - сказал Егор, - а во-вторых, это
может сделать купленный ими человек или люди наверху. У консулов
достаточно золота и камней, чтобы купить любого полковника.
- А что мы можем сделать?
- Мы можем предупредить наших друзей, - сказал Егор.
- Ты думаешь, что там остались твои друзья?
- Я знаю, что мои друзья ждут от меня вестей.
- Я завидую тебе, - сказал генерал, - мне так не хватает живых друзей.
Ты знаешь, куда сообщить?
- Да, - сказал Егор. - А у вас есть путь наверх?
- Может быть, скоро откроется, - сказал генерал. - Но прости, пока я не
вправе тебе сказать больше.
- Это все равно для меня радость. Я уж и не надеялся отыскать связь. Я
напишу письмо? Сейчас? Его передадут?
- Держи конверт, - сказал генерал. - Он почти чистый.
Егор написал адрес, который хранил в памяти все эти месяцы. Конечно, он
мог бы написать и Гарику с Калерией, но надежнее - дяде Мише. Если он еще
существует. База. Максимове. Наверное, бомба. Хотя нужно много бомб, чтобы
убить весь Верхний мир.
5. ГАРИК ГАГАРИН
Раньше следовало говорить так: в одном из тихих московских переулков
располагался старинный особняк графов Ш.
А теперь надо писать так: в одном из некогда тихих, а нынче
заставленном в три ряда иномарками переулке располагался особняк графов
Ш., на который уже неоднократно покушались коммерческие структуры.
Все это - о нашем институте. Институте экспертизы, учреждении вполне
академическом, настолько академическом, что зарплаты не дают уже третий
месяц.
В наш институт поступают проблемы. Извне. Которые по какой-то причине
раньше не могли быть решены. Или их не существовало, а потом они начали
существовать.
Или проблемы неразрешимые. С которыми никто не хочет возиться.
В нашем институте все как у людей и немножко, как в сумасшедшем доме.
А вот с помещениями плохо.
Некогда особняк состоял из ограниченного числа просторных покоев, а
теперь каждое из помещений разделено на клетушки. Например, у нашей
лаборатории две таких клетушки. И мы ходим в институт по очереди, чтобы не
наступать друг другу на голову.
Вернее так, Лера-Калерия Петровна Данилевская, доктор физматнаук, наш
завлаб, ходит всегда. И не потому, что она синий чулок, лишенная личной
жизни. Калерия - женщина редкой, но строгой красоты, мать и жена (это за
пределами института), ее главное чувство - это чувство долга, что женщину
красит, но не украшает. Разница тонкая и не для всех очевидная.
В моей смене трудится еще Тамара, дитя Ближнего Подмосковья, лаборантка
и цельная натура (если я чего решил, то выпью обязательно), и Катрин,
которая на моих глазах выросла до младшего научного и учится в заочной
аспирантуре. Наши отношения непросты и балансируют на грани дозволенного.
Или мы разбежимся совсем, или поженимся. Не знаю, что лучше.
Во второй смене остается научно-технический сотрудник Саня Добряк,
существо не очень доброе, особенно по отношению ко мне, и очень серьезный
человек в больших очках по имени Ниночка, она тоже аспирант и появилась у
нас недавно.
Два слова обо мне, любимом.
Я - младший научный, дитя детдома. Зовут меня Юрием Гагариным. Чтобы не
путать с героем, меня все называют Гариком. Имя и фамилия у меня
вымышленные, так как меня нашли не то в лесу, не то в поле, где меня
выронил из пеленки аист.
В детдом я имел неосторожность поступить 12 апреля, в День
космонавтики. Воодушевленные санитарки дали мне героическое имя.
Я обладаю рядом особенностей, которые и обратили на себя внимание
Калерии. То есть сначала меня изучали, как очередной объект, и для того
подослали ко мне Катрин. Она закрутила со мной бурный роман, и я до сих
пор не знаю, на самом ли деле она мною увлеклась, или из чувства долга. А
так как этот вопрос не решен, мы и остаемся с ней в странных отношениях:
то ли я жених, то ли подопытный кролик, который не выносит людей,
сделавших его кроликом. Иногда я люблю Катрин, иногда не выношу, а
виновата она лишь в том, что, будучи человеком крайне ответственным,
выполнила задание Калерии с полной серьезностью.
И я, и Калерия, и, к сожалению, Катрин полагаем, что я - инопланетянин.
И это не умствование: кстати, за несколько дней до того, как я был принят
Калерией на работу в институт, ко мне заявился мой соотечественник и
предложил возвратиться на родную планету. Я чуть было не согласился, но в
последний момент струсил - я настолько свыкся со своей долей, что светлые
дали меня отпугнули.
После разоблачения мне не оставалось ничего другого, как сдаться
Калерии, но все уладилось к общему согласию: мне предложили место младшего
в институте и выделили скромную зарплату.
Вот вроде и все.
В тот день я пришел в институт позже обычного, потому что поезд метро
застрял в туннеле и простоял минут двадцать, отчего у меня случился
приступ клаустрофобии - то есть боязни замкнутого пространства. Мне стало
так дурно, что я, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, вышел
из вагона через стеклянную дверь, спрыгнул на пути и дошел до следующей
станции. Тут наш поезд приехал на станцию и чуть меня не задавил. В
результате я влез в какую-то служебку, кое-как там отряхнулся, и тут
появился электрик, который отнесся ко мне как к дикому путешественнику по
туннелям: в Москве есть такая группа или даже несколько групп, кажется,
они называются диггерами, их любят за таинственность журналисты и не
выносят работники метро и водопроводчики.
От электрика я бежал, а когда добрался до института, лаборатория была
пуста, потому что директор созвал общее собрание по вопросам не то
приватизации, не то акционирования - я никогда в этом не разбирался.
Пока я был в лаборатории один, я достал журнал ежедневных наблюдений -
любимое детище Калерии, потому что в него заносится все необычное, что
случилось с нами или у нас на глазах, - одно условие: пишем только чистую
правду.
Я открыл журнал на странице 87 и начал записывать свое путешествие под
землей. Конечно, можно было наговорить все на пленку, но Калерия -
консерватор, и мы - ее дети, племянники, кузены - желаем существовать лишь
по тем законам, которые она для нас пишет. Мы ее любим.
И даже если я, к сожалению, урод и вынужден в этом признаться, то
признаюсь я в первую очередь Калерии.
Позвонил мужской голос. Я не сразу узнал дядю Мишу.
Дядя Миша мне не дядя, это странное прозвище я приклеил к нему в
прошлом году, когда произошли события, связанные с миром без времени. В
его существование почти никто не верит, и это хорошо. Чем мы от него
дальше, тем спокойнее.
Это как бы подвал, в котором в темноте копошатся белые слепые крысы.
Наверное, несправедливо так рассуждать о людях, попавших в безвременье
от страха или боли. Но они все равно мертвецы. Даже милая Люся и славный
Егорка.
Недавно я читал исследование нашего умника Мирского, ДСП - знаете, что
такое? - "Для служебного пользования". Есть у нас такая наука - ДСП. Да и
не только у нас. В Штатах тоже. В мире статей ДСП есть какие-то
исследования и обо мне. Наверное, надо их извлечь и почитать, что врут о
моем феномене умные люди.
А Мирский написал о зомби, о зомбировании. Он решил, что зомби - это и
есть жители мира без времени, угодившие к нам и умирающие от излишка
времени и огня. Он думает, что в Карибском бассейне есть выбросы из того
мира, включая, возможно, и Бермудский треугольник.
Может быть... завтра или послезавтра. Если будет свободный час,
пройдусь по улицам Интернета - неужели до сих пор ничего из информации
туда не вывалилось? Может, и вывалилось, но пользователи не сообразили, на
какой самородок они глядят! А может быть, ведомство дяди Миши научилось
эффективно перекрывать кислород?
Нет, еще в прошлом году они сами не сообразили, с чем имеют дело.
Только после ярославских событий кое-кто спохватился.
Когда же я попытался отыскать Александру, мою знакомую по Меховску,
оказалось, что ее нигде нет. Выписалась. Уехала. Исчезла. И даже Лера по
своим каналам не смогла помочь. Хотя, может быть, она не обращалась к дяде
Мише.
- Это ты, Гарик? - спросил дядя Миша.
Тогда и я его узнал.
- Я вас слушаю, господин полковник, - сказал я.
Когда ты говоришь слово "господин", чувствуешь себя неловко, будто
намерен посмеяться над собеседником. Но и говорить "товарищ" несерьезно.
- Вольно, - сказал дядя Миша. - Тем более что с чином ты не угадал.
- Ясно, - согласился я, - вас понизили.
- Или повысили. Калерия Петровна на месте?
- Заседают.
- Пожалуйста, попроси ее позвонить мне. Хотелось бы поговорить. И сам
не уходи.
- Когда не уходи?
- Они у директора заседают?
- Вы много знаете, генерал-майор.
На этот раз он не стал возражать. Значит, я угадал. Ско