Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Съедобные тигры
казал Сидоров. - Поздно уже.- Хорошо, - сказал Грубин.
Сидоров руки не протянул и скрылся за оградой. Грубин понимал, что далеко
он не ушел - слишком уж тихо стало вокруг. Значит стоит, следит за
Грубиным.
Саша повернулся и медленно пошел прочь. В ботинки заливалась вода и
хлюпала там. Спиной Грубин ощущал холодный как вода взгляд дрессировщика.
Далеко сзади раздалось басовитое "ку-ка-ре-ку!". Тиграм не спалось.
Грубин осмелился обернуться лишь тогда, когда брезентовый купол полностью
растворился в темноте. Он постоял, прислушиваясь. Потом медленно пошел
обратно. Он шел не прямо к воротам, а забирал левее. Вот и изгородь.
Невысокая, можно перелезть. Грубин еще прислушался. Все тихо. Он
перемахнул через изгородь, изгородь пошатнулась. Грубин замер. У Сидорова
должен быть какой-то план. Он должен сделать так, чтобы убийство прошло
безнаказанным. Может быть он попросту заманит ее в клетку к тиграм и
скажет, что она сама виновата? На него это похоже. Ведь он сам тигра ел.
Как же отыскать фургон Тани?
Грубин крался по проходу между фургонами. Слабый отсвет упал на мокрую
землю. Будто где-то неподалеку светилось окошко в сторожке. Грубин
завернул за фургон. И в самом деле там горело маленькое окошко. Грубин,
гоня от себя надежду, подкрался к нему, поднялся на цыпочки.
Таня Карантонис сидела в халатике за столом и читала книжку.
От сердца отлегло.
Она была жива.
Но Сидоров мог быть близко. Грубин прижался к стене фургона. Дождь стекал
с крыши прямо за шиворот. Но Грубин уже так промок, что лишние капли не
ощущались.
Так прошло минут двадцать. Сидоров не появлялся. Грубин невероятно
продрог. Ногу свело судорогой. В любой момент он мог умереть от охлаждения
организма. Появился насморк. Сначала он не очень беспокоил, потом начало
щекотать в носу. Грубин сдерживался. Разок чихнул в ладонь, почти
неслышно. И тут на него напал припадок. Он чихал, чихал так, что казалось
- должны были сбежаться люди со всего города. Он чихал, согнувшись
пополам, сотрясая стену фургончика и не было даже сил отойти в сторону.
В таком вот согнутом положении его и обнаружила Таня Карантонис,
выскочившая из фургона. Свет из открытой двери упал на Грубина и Таня его
сразу узнала.
- Что случилось? - спросила она в ужасе.
- Не... не...
- Заходите немедленно внутрь, Сидоров утонул?
Припадок прошел. Стараясь вернуть дыхание, Грубин поплелся к двери. Он еще
не разобрался, хорошо или плохо, что Таня обнаружила его. Но по крайней
мере он спасен от холодной смерти.
Таня протянула тонкую сильную руку, помогая ему подняться по ступеням.
- На вас лица нет, - сказала она. - И сухого места. Все-таки что же
случилось? Я опасаюсь самого худшего.
- Ничего, - смог, наконец, ответить Грубин.
В фургоне было сравнительно тепло и лампа над столом освещала учебники.
- Где Сидоров?
- Готовится, - сказал Грубин.
- Вы себя плохо чувствуете? - спросила Таня.
- Нет. Дайте соберусь с силами. Извините меня.
- За что?
- За то, что ворвался в такое позднее время.
- Так вы же не ворвались. Я сама вас позвала. К чему же готовится Сидоров?
- Чтобы вас убить.
- Убить? - засмеялась Таня. - За что же он будет меня убивать?
- За математику.
- Вы себя плохо чувствуете?
- Послушайте меня, Таня, - сказал Грубин тихо, но убедительно. - Я
совершенно нормальный человек. Хотя может быть сейчас и не похож на
нормального. Но Сидоров вас хочет съесть.
- Ну и что? Он всегда так говорит. Это его любимая шутка. Он в общем не
злой.
- Это не шутка, Таня. Он вас и в самом деле хочет съесть. Чтобы овладеть
вашими знаниями в математике.
- Так зачем же для этого меня есть? Учиться надо.
Таня не переставала улыбаться. Она, хоть и полагала Грубина чудаком, все
равно не боялась его. Она решила отвлечь Грубина от ненормальных мыслей.
- А я вот русским занимаюсь, - сказала она. - Я к математике способная, а
к русскому языку не очень. Я двадцать школ сменила, пока с мамой и папой
ездила по циркам. Вот и хромает у меня грамотность. Знаете, я парашют
через "у" написала в диктанте. Смешно, правда?
- Нет, все это не смешно. Вам грозит опасность. И если мы не поймаем
сегодня его за руку, русский язык вам никогда не понадобится. Не
перебивайте меня. У него как звери выступают? Они у него изображают других
зверей. А почему? Потому что он одних зверей другими кормит и всю
информацию из клеток им передает, как планарии.
- Ничего не понимаю, - сказала Таня. В этот момент Грубин замер и прижал
палец к губам. Таня тоже замолчала.
Кто-то неподалеку поскользнулся, угодил, видно, в лужу и выругался.
- Садитесь за стол, - прошептал Грубин. - Как ни в чем не бывало.
Сам он нырнул в открытый шкаф, спрятался среди платьев. Блестки царапали
кожу и пахло пудрой.
Таня и в самом деле подчинилась настойчивости, прозвучавшей в голосе
Грубина. Она села за стол н тут же Грубин увидел в щель между платьями,
как за стеклом образовалось мокрое, длинное лицо дрессировщика. Таня не
видела его. Грубин весь сжался, как перед прыжком в воду. Заскрипели
ступеньки. В дверь тихо постучали.
- Кто там? - спросила Таня, не вставая с места. Она вдруг побледнела.
- Это я, Сидоров, - сказал дрессировщик, открывая незапертую дверь. - У
меня сигареты кончились, а все спят. У тебя, Танечка, не найдется?
- Вы же знаете, что я не курю, - сказала Таня, поднимаясь и отходя на шаг
назад.
- Не бойся, девочка, - сказал Сидоров. - У меня в голове только хорошие
мысли.
С Сидорова стекала вода, а с гладко причесанной головы поднимался пар.
Сидоров быстро дышал. Он сделал два шага по направлению к Тане.
- Спокойно, милая, - сказал он. - Я только погреюсь. Посижу и погреюсь. Ты
не возражаешь?
- Вы пьяны, Сидоров, - сказала Таня. - Идите спать.
- Нет, - сказал Сидоров и вынул из кармана руку. В руке был нож. Сидоров
прыгнул вперед.
Но Грубин тоже прыгнул ему навстречу. Он, хоть и не ел никогда тигров, был
готов к действиям Сидорова. Он был мужчиной и защищал жизнь женщины. Он не
мог допустить, чтобы Таню съели.
Они столкнулись в воздухе. Нож дрессировщика скользнул по руке Грубина и
выпал.
- Ты! - вскричал Сидоров, отлетая в угол. - Ты! Предатель! Иуда! Сам не
ешь и другим не даешь!
Грубин успел наступить на нож. Он схватил стул.
Сидоров на четвереньках отползал к двери.
- Держите его, - сказала Таня. - Мы его свяжем!
Дрессировщик метнулся назад, громадным прыжком выскочил из фургона. Грубин
бросился за ним.
Снова вышла луна и видно было, как фигура, мало схожая с человеческой,
несется к клеткам.
Еще мгновение, звякнул засов и Сидоров оказался за прутьями решетки.
Саша и Таня бежали к клеткам и почему-то молчали, не звали на помощь, не
будили людей. Как будто стеснялись того, что происходило у них на глазах.
И у них на глазах голодные тигры, раздраженные гадкой погодой,
невыспавшиеся, кинулись к дрессировщику. Короткая схватка, сплетение тел,
рычание, лай и мяуканье...
Открывались двери фургонов. Артисты выскакивали, разбуженные шумом,
повсюду загорались огни.
Но когда удалось войти в клетку, все было кончено. Сидорова растерзали
хищники.
Никто не заметил, как Грубин нагнулся у решетки и поднял из лужи
свалившийся с пальца Сидорова перстень старинной индийской работы...
Дня через два Таня Карантонис сидела у Грубина в маленькой, хоть и
прибранной, но все-таки захламленной комнате. Они пили чай. Соседи уже
раза по три заглядывали, кто просил соли, кто сахару. Соседей измучило
любопытство.
- Спасибо за ужин, - сказала Таня. - Вы все приготовили лучше, чем в
ресторане.
- Старался, - сказал Грубин, глядя на Таню с нежностью. - И даже цыпленка
табака под утюгом сделал. Неплохо?
- Я бы никогда не догадалась, что под утюгом, - сказала Таня.
Она осунулась, похудела за эти дни - то допрос у следователя, то собрание
в цирке.
- Так значит следствие решило, что был несчастный случай? - спросил
Грубин, хотя и сам все знал.
- Да. В состоянии опьянения забрался в клетку с тиграми. И погиб. Ужасно
все это. Ведь из-за меня, понимаете, из-за меня!
- Отлично понимаю, - сказал Саша Грубин. - Если бы он не погиб, то вас бы
не было в живых.
- Ужасно, - повторила Таня. - А вы говорили про перстень. Он у вас?
- Да, В Москву его отошлю, на исследование.
- Но ведь признайте, Саша, что это был бред. Что он был больной человек.
- Рад бы, - сказал Грубин.
- Признайте, мне будет легче.
- Почему легче? Вы умеете звукоподражать?
- Причем здесь это? Не умею.
- Тогда прокукарекайте.
- Зачем, я не умею.
- Попробуйте.
Таня улыбнулась вымученной, усталой улыбкой.
- Вы хотите меня отвлечь?
- И все-таки.
Таня открыла рот и тут дом огласился веселым, натуральным петушиным криком.
- Ой, - сказала Таня и зажала рот рукой.
- Вот видите, - сказал Грубин. - Мы же с вами цыпленка табака ели.
- И вы туда подсыпали растворителя?
- Да, иначе как бы вы мне поверили?
- Как вам не стыдно?
Старик Ложкин, натуралист-любитель, который жил над Грубиным, сказал жене:
- Скрытным Грубин стал. Петуха дома держит. А зачем?
- Это у него циркачка сидит, звукоподражательница, - ответила жена и
вернулась к прерванному вязанию.
(с) , 1970, 1992.
(с) "Варяг", 1992.
(с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
(с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998-2000.
(с) Корректор Андрей Верзаков, 1999.
Тексты произведений, статей, интер