Произведения Кира Булычёва
Цикл "Гусляр"
Перпендикулярный мир
ловека, привыкшего к продуктовому изобилию - скажем, взор бельгийскоготуриста или жителя нашего, настоящего Гусляра, мог принять эти муляжи за
настоящую лососину.
"Ой, неладно, - подумал Удалов. - Пожалуй, хватит гулять по городу. Скорей
бы добраться до дома и все узнать у себя самого".
Изнутри к стеклу витрины прижались лица покупателей и продавцов - все
смотрели на Удалова. Как голодные рыбки из аквариума.
Удалов поспешил домой.
Правда, ушел он недалеко. Дорогу ему преградила длинная колонна
школьников. Они шли по двое, в ногу, впереди учительница и сзади
учительница. Школьники несли флажки и маленькие лопатки.
Они хором пели:
Наш родной счастливый дом
Воздвигается трудом,
Чем склонения зубрить,
Лучше сваю в землю вбить.
Левой - правой, левой - правой!
География отрава,
Все науки ерунда,
Без созида-ательного труда.
Учительница подняла руку. Дети перестали петь и приоткрыли ротики.
- Безродному Чебурашке! - закричала она.
- Позор, позор, позор! - со страстью закричали детишки.
- Тунеядцу Карлсону! - закричала вторая учительница, что шла сзади.
- Долой, долой, долой! - вопили дети.
Движение колонны возобновилось, и Удалов пошел сзади, размышляя над
словами детей.
Но ему недолго пришлось сопровождать эту охваченную энтузиазмом колонну.
Дети вышли на площадь. На такую знакомую площадь, ограниченную с одной
стороны торговыми рядами, с другой - Городским домом. Там должна
возвышаться статуя землепроходцам, уходившим с незапамятных времен из
Великого Гусляра, чтобы открывать Чукотку, Камчатку и Калифорнию. Тут
Удалова ждало потрясение. Статуи - коллективного портрета землепроходцев,
сгрудившихся на носу стилизованной ладьи, - не было. Остался только
постамент в виде ладьи. А из ладьи вырастали громадные бетонные ноги в
брюках. Ноги сходились на высоте трехэтажного дома. Дальше монумент еще не
был возведен - наверху суетились бетонщики.
Площадь вокруг монумента была перекопана. Бульдозеры разравнивали землю,
экскаваторы рыли траншеи, множество людей трудилось, разгружая саженцы и
внедряя их в специальные ямы. Школьников, с песней вышедших на площадь,
сразу погнали в сторону, где создавались клумбы. И школьники, достав
лопаточки, принялись вскапывать почву.
На балконе Гордома сгрудился духовой оркестр и оглашал окрестности
веселыми маршевыми звуками.
Удалов стоял, как прикованный к месту, и лихорадочно рассуждал: кто из
великих людей проживал в Гусляре или хотя бы бывал там проездом? Пушкин?
Не было здесь Пушкина. Толстой? А может, Ломоносов на пути из Холмогор? Но
зачем для этого свергать землепроходцев?
Тут Удалов узнал бульдозериста. Это был Эдик из его ремстройконторы.
Удалов пошел к бульдозеру, понимая, что вопрос следует задавать не в лоб,
осторожно.
Бульдозерист Эдик тоже увидел своего начальника и удивился:
- Корнелий Иваныч, почему не в спецбуфете?
По крайней мере, Эдик на Удалова не сердился.
- Расхотелось, - сказал Удалов. - Как дела продвигаются?
- С опережением, - сказал бульдозерист. - Взятые обязательства
перевыполним! Сделаем монумент на три метра выше проекта!
- Сделаем, - согласился Удалов, понимая, что к разгадке монумента не
приблизился. Конечно, надо уходить, не маячить же на площади. Но
любопытство - страшный порок.
- Внушительно получилось, правда? - спросил он.
- Чего внушительно?
- Фигура внушительная.
- Вам лучше знать, Корнелий Иванович, - ответил бульдозерист.
- Крупная личность? Большой ученый?
- Это вам виднее, - неуверенно ответил бульдозерист.
Значит, не ученый. Или писатель, или политический деятель.
- А когда он умер, не помнишь? - спросил Удалов, показывая на памятник.
Взгляд бульдозериста был дикий. Видно, Удалов сморозил глупость. И дата
смерти человека, нижняя половина которого уже стояла на площади, была
известна каждому ребенку.
- Нет, ты не думай, - поспешил Удалов исправить положение. - Я знаю,
конечно, когда он умер. Просто тебя проверить хотел.
- Проверить?
Но тут бульдозер начал медленно разворачиваться лопатой на Удалова. В
движении была какая-то угроза.
- Если бы не очередь на квартиру, - сказал без улыбки Эдик, - я бы иначе с
тобой поговорил.
- Все! - закричал Удалов. - Ухожу. Я пошутил.
Он быстро пошел в сторону, стараясь не попасть под лопату бульдозера, и
чуть не наступил на девчушку, которая ручками размельчала комья земли на
будущей клумбе.
- Девочка, девочка, как тебя зовут? - спросил Удалов.
- Ниночка, - ответила девочка.
- Молодец, а ты в садик ходишь?
- В садик, - сказала девочка. - А ты кто?
- А я на работу хожу, - признался Удалов. - Скажи, крошка, это какому дяде
памятник делают?
- Хорошему дяде, - сказала девочка уверенно.
- Он книжки пишет? - спросил Удалов.
- Книжки пишет, - подтвердила девочка.
- Он с бородой? - спросил Удалов.
- С бородой, - сказала девочка покорно.
- Это дядя Толстой? - догадался Удалов.
- Ой! - сказала девочка, дивясь такой догадливости Удалова.
Она вскочила и побежала к воспитательнице, которая в окружении других
малышей высаживала в землю кусты роз.
- Марья Пална! - закричала девочка, - Марья Пална! А этот дядя говорит,
что наш памятник толстый!
- Гражданин! - воспитательница оказалась статной красивой женщиной ниже
среднего роста. - Вы что здесь делаете?
- Не обращайте внимания, - сказал Удалов. - Я обедать иду. Хотел девчушке
помочь - пускай воспитывается. А она у вас молодчина. Знает, что памятник
Толстому возводится.
- Что? - женщина дернула девочку к себе, чтобы добрая рука Удалова не
успела опуститься на ее головку. - Уйдите! Не травмируйте ребенка! Я буду
жаловаться!
На крик стали оборачиваться люди, и Удалов быстрыми шагами пошел к
пьедесталу. Сзади был шум, какие-то объяснения, вроде бы готовилась погоня.
Он обогнул пьедестал и увидел, что там лежит отдельно громадная бетонная
рука с зажатым в ней портфелем, другая рука с раскрытыми пальцами, куски
бюста, но главное, под большим брезентом - голова. Шар в рост человека.
Ноги сами понесли Удалова посмотреть на голову. Хоть и призналась девочка,
что памятник будет Толстому, все равно хотелось проверить.
Удалов деловито подошел к голове, протянул руку, приподнял край тяжелого
брезента, но увидел только ухо. И в этот момент сзади раздался
пронзительный свист - к нему бежал милиционер, за ним - другие люди и дети.
Удалов понял: дело плохо. Он кинулся бежать с площади.
Но далеко не убежал - с другой стороны уже ехала "скорая помощь". Она
затормозила у раскопанной траншеи, оттуда выскочили санитары с носилками и
также кинулись к Удалову. Удалов, как заяц, метался по полю, перепрыгивая
через ямы, но кольцо преследователей все сужалось.
Удалова поймали бы, если бы не неожиданное отвлечение.
Внезапно воздух потемнел, на город наползла черная туча.
- Красная игрушка! - раздались крики в толпе. - Красная игрушка!
И тут же люди побежали прочь, ища укрытия, подхватывая на пути детишек.
Через полминуты Удалов остался один посреди площади.
Гроза идет, понял он и, благодаря природу за своевременное вмешательство,
поспешил к торговым рядам, чтобы укрыться там. Но далеко отойти не успел,
потому что все время оглядывался.
И с неба сорвались первые капли влаги.
Капли были черными, едкими, они жгли лицо и проникали сквозь одежду.
Удалов побежал быстрее, но дождь становился все гуще. К тому времени,
когда Удалов добежал до какого-то пустого подъезда, все тело горело от
ожогов, а одежда начала расползаться и слезать с тела.
"Черт знает что", - рассердился Удалов. - Знал бы, никогда бы не
согласился на такое путешествие. Вечно этот Минц с его открытиями!" Но
внутренний голос поправил Удалова: Корнелий, сказал он, тебя никто не
заставлял бегать по площадям и задавать вопросы. Пошел бы прямо на
Пушкинскую, уже, наверное, возвратился бы обратно домой с формулами в
руках. Сам виноват.
Удалов согласился с внутренним голосом, хотя ему было жалко костюма, плаща
и шляпы, не говоря уж о ботинках.
Кислотный дождь прекратился, но туча еще висела над городом, и улицы были
пустынными. Удалов побежал домой.
Бежал он с трудом. Тротуары были скользкими и черными от зловонной жижи,
плащ расползся, костюм держался еле-еле, у правого ботинка отклеилась
подошва, а брюки пришлось поддерживать руками.
В таком плачевном виде Удалов пробежал по Пушкинской, влетел в ворота
своего дома и сразу нырнул в подъезд.
Вот и родная лестница, вот и привычная дверь.
Удалов нажал на кнопку и услышал столь знакомый звон, прозвучавший в
квартире.
* * *
Дверь открылась далеко не сразу.
В дверях стояла чем-то знакомая молодая блондинка. Приятной внешности, в
цветастом халатике, натянувшемся на высокой груди.
- Корнелий! - воскликнула молодая женщина. - Как же ты не уберегся!
- Я... понимаете... понимаешь... - тут Удалов совсем смешался, потому что
ожидал встретить совсем другую женщину. Бывает, смотришь на человека и
понимаешь: где-то ты его видел, или в детском саду с ним состоял, или в
школу ходил, или в Ялте отдыхал. Но кто она? Кто она? Почему она здесь?
Где Ксюша?
- Тебе лучше не заходить, - сказала молодая женщина, загораживая проход. -
Сначала погуляй, обсохни.
- Я с тобой не согласен, - возразил Удалов. У него зуб на зуб не попадал.
- Только в комнаты не заходи, - женщина отступила, не скрывая отвращения
от запаха и вида Удалова. - Все здесь сбрасывай и сразу в ванную!
Пе