Кир Булычёв: Электронная Библиотека

Произведения Кира Булычёва

Публикации о Кире Булычёве

Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

Журавль в руках

--
Авт.сб. "Похищение чародея". СпБ., "Азбука", 1997.
OCR spellcheck by HarryFan, 20 October 2000
--
Базар в городе был маленький, особенно в будние дни.
Три ряда крытых деревянных прилавков и неширокий двор, на котором
жевали овес запряженные лошади. С телег торговали картошкой и капустой.
Будто принимая парад, я прошел мимо крынок с молоком, банок со
сметаной, кувшинов, полных коричневого тягучего меда, мимо подносов с
крыжовником, мисок с черникой и красной смородиной, кучек грибов и горок
зелени. Товары были освещены солнцем, сами хозяева скрывались в тени, надо
было подойти поближе, чтобы их разглядеть.
Увидев ту женщину, я удивился, насколько она не принадлежит к этому
устоявшемуся, обычному уютному миру.
В отличие от прочих торговок, женщина никого не окликала, не предлагала
своего товара - крупных яиц в корзине и ранних помидоров, сложенных у
весов аккуратной пирамидкой, словно ядра у пушки.
Она была в застиранном голубом ситцевом платье, тонкие загоревшие руки
обнажены. Высокая, она смотрела над головами прохожих, словно глубоко
задумавшись. Цвета волос и глаз я не разглядел, потому что женщина низко
подвязала белый платок и он козырьком выдавался надо лбом. Если кто-нибудь
подходил к ней, она, отвечая, улыбалась. Улыбка была несмелой, но светлой
и доверчивой.
Женщина почувствовала мой взгляд и обернулась. Так быстро оборачивается
лань, готовая бежать.
Улыбка растаяла в углах губ. Я отвел глаза.
И, как бывает со мной, я сразу придумал ей дом, жизнь, окружающих
людей.
Она живет в далекой деревне, и ее муж, коренастый, крепкий и беспутный,
велел продать накопившиеся за неделю яйца и поспевшие помидоры. Потом он
пропьет привезенные деньги и, мучимый похмельным раскаянием, купит на
остатки платочек маленькой дочери...
Мне хотелось услышать ее голос. Я не мог уйти, не услышав его. Я
подошел и, стараясь не смотреть ей в глаза, попросил продать десяток яиц.
Тетя Алена ничего мне не говорила о яйцах - она велела купить молодой
картошки к обеду. И зеленого лука.
Я смотрел на тонкие руки с длинными сухими пальцами и не мог
представить, как она такими пальцами может делать крестьянскую работу. На
пальце было тонкое золотое колечко - я был прав, она замужем.
- Пожалуйста, - сказала женщина.
- Сколько я вам должен? - спросил я, заглянув ей в лицо (глаза у нее
были светлые, но какого-то необычного оттенка).
- Рубль, - ответила женщина, сворачивая из газеты кулек и осторожно
укладывая туда яйца.
Я взял пакет. Яйца были крупные, длинные, а скорлупа была чуть
розоватой.
- Издалека привезли? - спросил я.
- Издалека. - Она не глядела на меня.
- Спасибо, - сказал я. - Вы завтра здесь будете?
- Не знаю.
Голос был низким, глухим, даже хрипловатым, и она произносила слова
тщательно и раздельно, словно русский язык был ей неродным.
- До свидания, - сказал я.
Она ничего не ответила.
Когда я вернулся домой, тетя Алена удивилась моей неловкой лжи о том,
что молодой картошки на рынке не было, взяла кулек с яйцами, отнесла его
на кухню и оттуда крикнула:
- Чего ты купил, Коля? Яйца-то не куриные.
- А какие? - спросил я.
- Утиные, наверное... Почем платил?
- Рубль.
Я прошел на кухню. Тетя Алена выложила яйца на тарелку, и они в самом
деле показались мне совсем не похожими на куриные. Я сказал:
- Самые обыкновенные "яйца, тетя. Куриные.
Тетя Алена чистила морковку. Она развела руками - в одной зажата
морковка, в другой нож. Вся ее поза говорила: "Если тебе угодно..."
Тетя Алена - единственная оставшаяся у меня родственница. Пять лет
подряд я обещал приехать к ней и обманывал. И вдруг приехал. Причиной тому
был вдруг вспыхнувший страх перед временем, могущим отнять у меня тетю
Алену, которая пишет обстоятельные письма со старомодными рассуждениями и
укорами погоде, посылает поздравления к праздникам и дню рождения,
ежегодные банки с вареньем и ничем не выказывает обид на мои пустые
обещания. Когда я приехал, тетя Алена не сразу поверила своему счастью. Я
знаю, что она иногда поднимается ночами и подходит ко мне, чтобы
убедиться, что я здесь. Детей у нее не было. Мужа убили на фронте, и меня
она любила более, чем я того заслуживал.
Не прошло и недели в этом тихом городке на краю полей и лесов, как я, в
который раз убедившись, что отдыхать не умею, начал тосковатьпо
неустроенной привычной жизни, по книжкам Вольфсона и Трепетова на верхней
полке и своей заочной с ними полемике. Но уехать так вот, сразу, когда
тетя Алена заранее грустила о том, как скоротечны оставшиеся мне здесь две
недели, было жестоко.
- Ты, наверное, куриных яиц и не видел, - догнал меня голос тети Алены.
- И чем только вас в Москве кормят?
- Лучший способ разрешить наш спор, - ответил я, раскрывая старый номер
"Иностранной литературы", - разбить пару-тройку яиц и поджарить.
Перед ужином я напомнил тете о своем решении.
- Может, до продовольственного добегу? - предложила тетя. - Простых
куплю.
- Нет уж. Рискнем.
Поставив передо мной яичницу, тетя Алена налила заварки из чайника,
извлеченного из-под подержанной, но все еще гордой ватной барыни, долила
кипятком из самовара и отколола щипчиками аккуратный кубик сахара. Она
делала вид, что мои эксперименты с яичницей ее не интересуют, плеснула чаю
на блюдце, но в этот момент я занес вилку над тарелкой и она не выдержала.
- Я на твоем месте, - сказала она, - ограничилась бы чаем.
Желтки были оранжевыми, выпуклыми, словно половинки спелых яблок.
- Посолить не забудь, - подсказала тетя, полагая, что мною овладела
нерешительность. В ее голосе звучала ирония. Она поправила очки, которые
всегда съезжали на сухонький, острый нос. - Не робей.
На вкус яичница была почти как настоящая, хотя, конечно, не приходилось
сомневаться в том, что прекрасная незнакомка продала мне вместо куриных
какие-то иные, неизвестные в наших краях яйца, и я доставил искреннее
удовольствие тете Алене, спросив:
- А какие яйца у тетеревов?
- Почему только тетерева? Есть еще вальдшнепы, глухари и даже журавли и
орлы. Все птицы несут яйца. - Тетя Алена много лет преподавала в младших
классах, и ее назидательная ирония была профессиональной.
- Правильно, - не сдавался я. - Страусы, соловьи и даже утконосы. Но
главное в яйцах - их питательность. И вкус. А яичница отменная.
- Чаю налить? - спросила тетя Алена.
Когда стемнело, я вдруг поднялся и отправился гулять. В городском парке
я уселся на скамейку неподалеку от танцевальной веранды. Я курил, я был
снисходителен к мальчишкам и девчонкам, плясавшим подплохой,но
старательный оркестр, и даже поспорил с сердитым стариком, обличавшим моды
и прически ребят с таким энтузиазмом, что я представил, как он приходит
сюда каждый вечер, влекомый неправильностью того, что здесь происходит, и
почти детским негативизмом. Призывая старика к терпимости, я неожиданно
испугался того, что куда ближе к нему, чем к ребятам, и защищаю даже не
их, а самого себя, каким был лет двадцать назад. А ребята, стоявшие
неподалеку, слышали наш спор, но говорили о своемитожебыли
снисходительны к нам. Что из того, что я могу представить себе, как
накопилось электричество в невидной за желтыми фонарями туче и блеснуло
зарницей над театрально подсвеченными деревьями, что я вижу энергию,
которая заставляет присевшую на скамейку капельку росы подняться шариком,
потому что выучил ненужный пока этим ребятам пустяк - _поверхностное
натяжение воды при двадцати градусах равно 72,5 эрга на квадратный
сантиметр_. И ребята в лучшем положении, чем брюзгливый старик: кто-то из
них еще узнает эту цифру или другие цифры. И полюбит их. А старик уже
ничего не полюбит.
- Всех стричь, - настаивал старик. - У них же там вши заведутся. Точно
вам говорю.
Валя Дмитриев погиб этой весной, измеряя свободную энергию поверхности
в грозовой туче. У него тоже были длинные волосы, до плеч, и как раз в тот
день утром зам по кадрам устроил ему беседу о внешнем виде молодого
ученого.
Я ушел.
Подобрав под себя ноги в толстых шерстяных носках - перед дождем мучил
ревматизм, - тетя Алена сидела на продавленном диване и читала "Анну
Каренину". Рядом лежал знакомый - от медных застежек до вытертого голубого
бархата обложки - и в то же время начисто забытый за двадцать лет пухлый
альбом с фотографиями.
- Помнишь? - спросила тетя Алена. - Я сегодня сундук разбирала и
наткнулась. Раньше ты любил его разглядывать. Бывало, сидишь на этом
диване и допрашиваешь меня: "А почему у дяди такие погоны? А как звали ту
собаку?.."
Я положил тяжелый альбом на стол под оранжевый с кистями абажур и
попытался представить, что увижу, открыв его. И не вспомнил.
Альбом раскрылся там, где между толстыми картонными листами с прорезями
для углов фотографий была вложена пачка поздних снимков, собранных, когда
мест на листах уже не осталось. И сразу увидел самого себя. Я, совершенно
обнаженный, лежал на пузе с идиотской самодовольной ухмылкой на мордочке,
не подозревая, какие каверзы готовит мне жизнь. Признал я себя в этом
младенце только потому, что така
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Все представленные материалы выложены лишь для ознакомления. Для использования их в коммерческих целях свяжитесь с правообладателями.
Яндекс.Метрика