Произведения Кира Булычёва
Роман "Река Хронос"
Навигация по страницам: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Книга I
стова, и именно по ее подсказке Авдеев велел как-то Андрею задержатьсяпосле лекции и, поглаживая аккуратно подстриженную под Столыпина бороду,
пригласил в ближайшее воскресенье в Коломенское, где его соратники
намеревались раскапывать курган кривичей.
Андрей не подозревал в себе археологической страсти, но отказаться от
приглашения было неловко. Он был встречен весело и дружелюбно уже
знакомыми между собой археологами, среди которых были студенты старших
курсов (не только историки, но и правоведы, и филологи), а также уже не
первой молодости энтузиасты, бескорыстно проводившие лето за летом в поле
под комариный звон, ночуя в неуютных для горожанина избах, а то и в
палатках, причем вовсе не важно было происхождение и имущественное
состояние энтузиастов.
С осени до весны они коротали время, как подобало чиновникам, но с
первой зеленью начинали ощущать непонятный непосвященному экспедиционный
зуд и, презрев выгоды и приятности Гурзуфа или Мариенбада, делили труд и
быт с желтопузыми студентами, гордясь не чинами, а экспедиционным
старшинством, копались в пыльных недрах заросших ивняком и ельником
городищ и оплывших крепостных валов. Это было содружество, подобное клубу
для избранных, но куда более спаянное и патриотическое, ибо взгляды
Авдеева и выводы из его раскопок не разделялись ни Уваровым, ни Анучиным,
ни Готье, а соответственно их спутниками и сотрудниками. Но авдеевцы были
партией, сектой, боевой дружиной, чуждой расколов и внутренних дрязг.
Приобщение Андрея к археологии резко изменило его судьбу, потому что,
будучи человеком общительным и податливым чужому мнению, он без сомнения
примкнул бы к радикальному политическому течению. Как раз перед Рождеством
его записали в партию эсдеков. Инициатива в том принадлежала Мише
Богомолову, сокурснику, укорявшему Андрея в аполитичности и даже
скупердяйстве. Теперь Андрей платил взносы в партийную кассу, но избегал
сходок.
Археология внесла смысл в распорядок жизни. Каждое воскресенье
авдеевцы выезжали то на пригородном поезде в окрестности Москвы, то
отправлялись пешком в места, где сносили старые здания. К удивлению
Андрея, оказалось, что Москва и губерния напичканы славянскими
древностями, которые ждут своего открывателя.
В июле планировалась большая экспедиция в Вологодскую губернию, где
были надежды отыскать следы ранних посещений новгородских торговых гостей.
Андрей, поначалу стеснительный, легко привыкал к людям и был
неприхотлив. Так что он без труда выдержал негласные испытания весенних
поездок, и княгиня Ольга приказала Авдееву взять Берестова в Вологду. Не
любя ее и противопоставляя справедливому и доброму старцу Авдееву, все
трепетали перед Ольгой, включая даже Иорданского, начальника департамента
в Министерстве путей сообщения. И никто из археологов так никогда и не
догадался, что в самом деле хитрый Авдеев лишь использовал жену в качестве
непопулярного палача, который существует для того, чтобы народ более ценил
доброту и справедливость несколько наивного и далекого от мирских мелочей
государя.
В экспедиции были две девицы-курсистки, очень прогрессивные, с
внутренней готовностью к чему-то высокому, напоминавшие ему тетю Маню.
Одна из них, худая, нервная, страшно начитанная Матильда Поливода,
влюбилась в Андрея, и ему было неловко, что за ним откровенно ухаживает
некрасивая девушка, подавая повод для насмешек. Княгиня Ольга и профессор
Авдеев, которые не терпели в экспедициях романов, смотрели на этот казус
сквозь пальцы, так как Матильда, иначе Тилли, была замечательной
поварихой, что немаловажно в любой экспедиции, а присутствие Андрея
действовало на нее воодушевляюще.
Всю весну Андрей переписывался с Лидочкой.
Они договорились, что встретятся сразу, как кончатся занятия, а
Лидочка, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы уговорить
родителей позволить ей подать в Московское училище живописи и ваяния, куда
начали принимать девушек. А это значило, что с осени они будут рядом.
Первые письма их были длинными. Андрей и Лида рассказывали о своих
друзьях, родителях, маленьких событиях в жизни, Андрей к концу весны уже
знал по именам и прозвищам всех учителей восьмого класса ялтинской женской
гимназии, а Лидочка во всех подробностях читала о воскресных вылазках
университетских археологов. И обоим было приятно сознавать, что у них есть
общая, никому более неведомая жизнь. Лидочка в письме спрашивала, какую
новую каверзу придумала княгиня Ольга, а Андрей интересовался, влюблена ли
по-прежнему Оксана Попандопуло в учителя физики. Но ни в одном из писем,
будто по взаимной договоренности, не говорилось о любви, даже само это
слово как бы находилось под запретом. Люди воспитанные обмениваются
письмами для того, чтобы узнать друг о друге; о любви же пишут лишь в
изящной литературе. Двадцатый век - не время для Вертеров. Это не значило,
что Андрей, ожидая очередного письма, как свидания, не старался, по
крайней мере, отыскать намеки на чувство между строк или в словах вполне
обыкновенных.
К лету письма стали короче. Во-первых, все обыденные темы уже были
обговорены и известны. У обоих надвигались экзамены, к тому же Лидочке
надо было сдать на медаль, чтобы иметь привилегии при поступлении в
училище, а Андрей был занят не только занятиями, но и будущей экспедицией,
тем более что хитрая княгиня Ольга ввела Андрея в комиссию из трех человек
(Берестов, Тилли и Иорданский), которая должна была заниматься снаряжением
для вологодского вояжа. А это, как ни покажется странным, требовало
немалых усилий и времени.
В мае Андрей уже не с таким вожделением ждал писем Лидочки, сам
умещал очередное послание на одной страничке и получал от Лиды открытки.
Он не догадывался, что забывает Лидочку, а Лидочка не подозревала, что ее
влюбленность в Андрея постепенно уходит, хотя нового достойного поклонника
у нее не было, если не считать брата Оксаны, приезжавшего на Пасху в форме
гардемарина.
О Маргарите Андрей узнавал из писем Лидочки лишь урывками. Причина
тому была объяснима: Маргарита считала Лидочку милой простушкой, которой
не положено знать о действительно серьезных делах. Лидочка лишь
догадывалась о жизни подруги, но не всегда правильно. Когда она написала
Андрею, что Маргарита провела весной две недели в Петербурге, Лидочка
предположила, что причина тому - ее роман с Беккером, вернувшимся в
Институт инженеров путей сообщения. Андрей же подозревал, что ее поездка
могла быть вызвана другими причинами. Для Лидочки было удивительным,
почему Маргариту неожиданно исключили в апреле из гимназии - перед самыми
экзаменами на аттестат зрелости. Что могло случиться?
Но обошлось - отец Маргариты добился, чтобы его дочь простили. Андрей
подумал, как хорошо, что Маргарита не попала в бомбистки, - он явственно
представлял себе, как Маргарита, сверкая глазами из-под густых соболиных
бровей, поджидает на углу Дерибасовской коляску губернатора или
ненавидимого революционерами полицмейстера.
Прочие новости Андрей узнавал из приходивших по средам, а значит,
написанным за воскресенье деловым и подробным письмам тети Мани. Беккеры,
Нина и ее отец, бедствовали. Тете Мане удалось добиться постоянного им
вспомоществования через свое ведомство. Нина, к сожалению, должна была
проводить все время дома, так как состояние ее отца было таково, что его
нельзя было оставлять без присмотра. Тетя Маня нашла ей надомную работу -
шить наволочки и обстегивать простыни для Евгеньевской больницы. От Коли
Беккеры вестей почти не получали и были убеждены, что их любимец и надежда
успешно учится в своем институте.
Ахмета не раз видели в подозрительной компании. По мнению тети Мани,
компания была связана с какими-то политическими делами. Тетя Маня писала,
что симферопольские татары создали националистическую партию, в которой
заправляет некто Сейдамет. Это тетю удивило: она полагала, что татарам
хорошо жить и без партий, потому что они занимаются извозом и торгуют
фруктами.
Сергей Серафимович приезжал в Симферополь в марте и нанес визит тете
Мане. Тетя Маня сообщила, что он постарел, еще более иссох, хрипит,
покашливает, но с трубкой не расстается. Интересовался успехами Андрюши, и
тетя Маня показала ему некоторые из писем племянника, особо те, в которых
рассказывалось об увлечении Андрюши археологией. Письма произвели на
отчима благоприятное впечатление. Глаша, по словам отчима, здорова.
На Пасху Андрей послал открытки с видами университета на Моховой
отдельно Сергею Серафимовичу, отдельно - Глаше.
В мае он получил от отчима посылку. В ней лежала роскошно изданная с
многочисленными гравюрами и линотипами книга Брэстеда <Древний Египет> на
английском языке, которым Андрей к тому времени уже прилично овладел.
Кроме того, там же были четыре томика Геродота в красивых кожаных с
тиснением переплетах начала века с буквами <S> и <B> на корешках.
К посылке было приложено короткое письмо от Сергея Серафимовича, в
котором тот поздравлял пасынка с успехами в занятиях и просил обязательно
побывать в Ялте летом, до августа. Обязательно до августа